— Жлоб ты, Вересов! — Дрон отбросил недокуренную сигарету и, резко развернувшись, пошел обратно в школу.

Кирилл на уроках так и не появился. Через пятнадцать минут он уже ехал на метро домой. Он просто хотел, чтобы все оставили его в покое.

Но покоя не было и дома.

Сначала позвонила мама. Из аэропорта — сообщить об отлете в Штаты и попрощаться, что в нормальном состоянии его бы обрадовало. Но не сейчас — сейчас это значило, что он остается с отцом один на один. Не то чтобы он раскаивался, но сознавал, что тот еще не остыл.

Потом был звонок дяди Игоря. Типа, крестного. Общались редко, зато весело. Иногда он таскал Кирилла на конную ферму, где сам ездил верхом. В общем-то, других общих интересов у них не было. Если не считать того, что где-то год назад дядя Игорь решил провести с ним разговор на тему полового созревания и сунуть в бумажник презерватив. О том, что на ту же тему отец поговорил с ним, когда ему было еще тринадцать, Кирилл упоминать не стал, чтобы не расстраивать крестного, который, по всей видимости, старался. С какого, правда, перепугу, непонятно, но старался.

Звонок был внезапным, и Кирилл понадеялся, что речь пойдет о визите на конную ферму — ему не помешало бы теперь отвлечься. Он ошибся.

— Кир, а папахен твой когда жениться успел? И почему его жена не носит вашу фамилию, а? — жизнерадостно спросила трубка после традиционного допроса на тему оценок и планов на будущее.

— В смысле? — не понял Кирилл.

— Да говорит, жена от него сбежала. Что там у вас происходит, а?

— Какая жена? — едва не свалившись с дивана, проорал Кирилл.

— Марина Стрельникова.

— Б*я!

Других слов для характеристики сложившейся ситуации у Кирилла не было.

Никогда в жизни ни одну из своих многочисленных баб отец не то что женой, но невестой или просто девушкой не называл! А тут… так просто?

Выслушав длинную и путанную тираду дяди Игоря о том, почему материться плохо, Кирилл с ним, в конце концов, согласился. Пообещал следить за языком. И сбросил вызов. После этого он впервые набрал номер Марины Николаевны, забитый в его телефон. Абонент был вне зоны действия сети. Оператор предложил перезвонить попозже.

Зачем он это сделал, не знал. Что говорить, не знал тем более.

Но этот порыв оказался настолько сильным, что не удержался. И в то же время с облегчением выдохнул, когда понял, что голоса бывшей классухи в этот вечер не услышит.

Часом позднее в комнату зашла Алла Эдуардовна и сообщила, что отец решил выходные провести на даче. В этом ничего удивительного не было бы, если бы Кирилл совершенно точно не был уверен, что он там будет один. И никого не притащит через день после исчезновения девушки, которую он дяде Игорю представил как жену.

Выходные были ужасными. Кирилл пытался отвлекаться на учебу. Знал, что придется отрабатывать прогулы. И ничего не мог с собой поделать. Его мучило осознание того, что натворил он что-то по-настоящему ужасное. Не просто разлучил отца с очередной дурой, а… сыграл в очень плохую игру, которая еще неизвестно каким боком выйдет.

В понедельник, уже не особенно удивляясь, обнаружил отца на пороге учительской. С кем он там говорил, было неважно. Зато Кирилл знал, о ком он говорит.

С понедельника на вторник Вересов-старший ночевал дома. Если можно так сказать, конечно. Кирилл вставал несколько раз и наблюдал, как из-под двери его комнаты льется свет. И в двенадцать, и в два, и в три, и в пять. Сам уснул только под утро. Просто втыкал в потолок. Потом отрубился. Снилась Стрельникова. Всю ночь с ней целовались. Потом приперся отец, сказал, чтобы заканчивали этот бордель.

Утром впервые после скандала в школьном коридоре отважился спросить, ищет ли отец Марину. Ответ и так знал. Заранее. И уже ничему не удивлялся. Стало просто и понятно.

Отец впервые в жизни, если не считать матери, полюбил.

А мать считать не приходилось, потому что никаких иллюзий насчет их брака он не питал. А если и питал, то мама поспешила их развеять, когда однажды ляпнула, что только с Джорданом узнала, что такое, когда у мужика руки дрожат, так он любит. К чему было это откровение, Кирилл так и не понял.

Зато сейчас вспомнилось. У него руки не дрожали. Ни с Кудиновой, ни когда Стрельникову целовал.

Странно, теперь казалось, что это было в прошлой жизни. А прошло меньше недели.

После утреннего разговора, который разговором можно было с большой натяжкой назвать, отец просто исчез из его жизни. Дома больше не появлялся. Кирилл звонил в офис. Там ему ответили, что Максим Олегович взял отпуск. А это уже не шло ни в какие ворота!

Чтобы Вересов-старший да по доброй воле свалил с работы?! Да в жизни такого не было! И это было уже слишком. Совсем слишком.

Несколько раз забредал на фейсбуке на страницу Стрельниковой. В последний раз она заходила за день до того, как он ее поцеловал. А это уже дохрена времени прошло. Опубликовала две фотографии. На одной была сама. На второй — с отцом. В Софиевке. Вот, куда они тогда на выходные ездили. Они улыбались с экрана, а Кирилл думал о том, что они неплохо смотрятся вместе. И, кажется, счастливы… были. Кроме прочего, это было первое и единственное их совместное фото, которое она представила не слишком широким, но массам своих друзей.

Но к чему столько времени было молчать? Шухариться? Играть в конспирацию?

В конце концов, не выдержал. В один из вечеров после школы махнул на дачу, которую теперь уже по-настоящему ненавидел. Она превратилась в натуральную крепость, куда никому хода не было. И где отец постепенно дурел в одиночестве. Хотя в глубине души Кир надеялся, что все-таки нашел кого-то и отрывается. Типа лекарство. Хоть какое-то.

Он был разочарован. Приехал, когда было уже темно. Свет лился из окна гостиной. В дом заходить не стал. Заглянул в окно — по окнам шариться он был теперь вполне себе