Я снял с пояса преобразователь и отвернул крышку.

— Что это? — неожиданно заинтересовался мой спутник.

— Картошка. Жареная. С тушёнкой, — я поглядел свойства.

— Картошка с тушёнкой? Да ладно! — Терри выглядел действительно удивлённым.

— Что тебя шокирует? Знакомое блюдо?

— Да как тебе сказать… Я попробую? — первый раз видел Терри таким. Он реально смущался.

— Держи, — отдаю Пацану преобразователь. Он тыкает по корпусу, и ему в руку выскакивает миниатюрная ложка. Чувствую себя идиотом. На ложке даже есть специальная пометка. Терри с энтузиазмом принимается за еду. Я какое-то время наблюдаю за ним.

— Живой, не делай такое лицо, не так уж и отвратительно я ем! — в голосе Терри нет неприязни.

— Активация.

Мина в руках Терпсихора встала на боевой взвод. А потом исторгла из себя поток перегретой плазмы.

Глава 19

Взрывом противотанковой мины меня откинуло метров на пять. И снова существенно просел запас биоматерии.

Терпсихору взрыв уничтожил голову и вырвал место, куда крепится шея. Стала видна смесь чёрной смазки и алой крови. Крови, кстати, было совсем немного. Карман покидает лезвие, и я рассекаю тело бывшего напарника на кусочки. Особое внимание уделяю узлам, которые мне помечает шлем, а потом поднял забрало и проверил всё глазами Эльдразиона. Ошмётки раскидал в разные стороны.

Всё это я делал без малейшего внутреннего терзания. Только камеры, от которых уже темно стало, кружили вокруг места трагедии.

Сработало поглощение:

Модифицированные рецепторы (У).

Вы можете различать весь спектр вкусов в любой момент времени.

Вы можете регулировать интенсивность вкусовых ощущений.

Мне от такой «награды» стало как-то очень уж неловко, и я обратился к камерам, которые гудели как-то даже осуждающе.

— Терпсихор мне не друг, временный союзник. А ещё раз проходить кровавое испытание, если мне не удастся найти это чёртово семя перерождения, не хочется. Как я понял, то, что у меня в башке, всего два раза находили за всё время существования станции и игры на ней, — я постучал себя по виску. — К тому же этот загадочный молодой человек в возрасте за три сотни лет слишком много обо мне знал. Но да, вы сейчас реально увидите то, что никто никогда раньше не видел, — а теперь самодовольная улыбка.

Показываю камерам средний палец и иду в сторону пирамиды.

Где-то на десятом шаге раздаётся тонкий свист. И мои ноги подломились. Точнее, мне их подрезали. Руки навстречу земле тоже не получилось выдвинуть, по той же причине. Они упали рядом.

Потом очень знакомые ноги в очень знакомых ботинках пинками раскидали мои конечности подальше от основного тела. Такие же ботинки выдали мне со всей одеждой, когда я проснулся без памяти в том доме. Терпсихору, судя по всему, тоже.

Остальная нога голая. Ну да, одежду я тоже разрезал. Нога пинком меня перевернула, и я увидел всего остального Терри. Точнее, то, что от него осталось.

Разные части тела как будто стягивала между собой тонкая нить. Она же соединяла фаланги пальцев, которые болтались у самой земли. Нить оказалась тонкой полоской.

На стыках частей тел — бурая пена. Но не везде, местами.

Место, где была шея, преобразилось. Оно текло, менялось, пока там не сформировалось белое кольцо. Оно засветилось изнутри и, кажется, начало вращаться. А потом над ним появилась голограмма. И я увидел прозрачное лицо Терпсихора.

Я скосил глаза, мои Альдарионы опять сломались. Развалились на части. Какая ненадёжная, однако, конструкция.

Тело Терри продолжало саморемонт. Молчание затягивалось.

— И? Что дальше? — первым не выдержал я.

— Да, давненько я так в людях не ошибался, — голос исходил от самого тела, видимо, там где-то есть динамик. Тон был сух и безэмоционален.

Так могла бы говорить машина. Да чёрт возьми, это и есть машина…

— Ну, может быть, мы сможем как-то договориться? Наверняка есть много интересных вещей, которые стоят дороже моей жизни? — необходимо правильно расставить для человека акценты. Точнее, для этого… Да кем бы он ни был!

Изуродованная фигура Терри всё так же неподвижно висела надо мной. На бетон с шипением падали капли серой слизи. Воняло какой-то химией и аммиаком.

— Ты меня предал, — всё так же без эмоций.

— Инстинкт самосохранения требует от меня сейчас оправдываться и плакать от ужаса, — честно ответил я, — так что можно я хотя бы попробую?

— А почему не плачешь?

— Не боюсь. Что-то с головой прошили перед отправкой. Потому извини, но с ужасом не выходит.

— Ладно, Живой, признаюсь, ты умеешь в интригу, — прогудело безголовое тело.

— Я отдам тебе реликтовую винтовку. Разлоченную! Она тоже умеет быть невидимой! Ты такую точно не купишь или не захочешь связываться!

— Хвалю! А теперь попробуй меня заинтересовать по-настоящему. Моё внимание ты уже привлёк.

— Блин, чувак, больше у меня ничего и нету… А, придумал, а давай я буду должен тебе желание?

— Ха, ха, ха, — мертвенно произнёс сухой голос, — нет, это и правда смешно. У меня тут плеер не позволяет включать модуль эмоциональной окраски речи.

— Ну, я же смог провести рекламную акцию? — в голосе моём столько надежды, аж неловко за свою эмоциональность.

— Да, теперь я знаю, как ощущение близкой смерти стимулирует воображение, если страх отключить. Я бы похлопал, если бы мог, — да, это максимально ироничный способ подачи информации. Констатация фактов жизни, если выживу — запомню.

— Система, завизируй договор? Игрок Живой отдаёт игроку Терпсихору свою винтовку и обещает исполнить любое его желание, за исключением своей смерти, а он за это не убивает игрока Живого и помогает восстановить связь между частями тела, — голова у меня действительно компенсирует ужас воображением. Надо было ковать железо пока горячо.

— Я принимаю условия соглашения. Разблокируй, — Терри подхватил с земли моё оружие и поднёс к моему лицу.

Я покорно снял привязку. Мгновение спустя винтовка растворилась в воздухе.

— Знаешь, предателей очень приятно грабить. Никогда не мог этого делать достаточно безэмоционально, почти всегда стыдно было. А тут — масса удовольствия, — откомментировал безголовый Терпсихор.

— Как же ты такое можешь говорить, ты же машина! Сраный андроид!

— Неубедительно выходит, Живой. Ты не ненавидишь машины. Тебя не пугали и не вызывали страх и брезгливость остальные игроки. Ты врёшь насчёт своей ненависти.

— И вот зачем