– Чаем? Да, – спохватилась Агафья и подошла к самовару, стоявшему на столе у вазы. Той самой, которую заметил Крестовый в щель между ставнями.

Лунный луч теперь сместился вправо, освещая пузатый бок самовара, потертый ковер на полу и локотник драпированной гобеленом старой софы.

– Прости, про чай-то и забыла… А ведь ты, верно, голоден? Сейчас бы ужин разогреть, да кухарка спит. Разбудить разве. В погребе окорок.

– Не голоден я. Так просто про чай сказал. К слову пришлось.

Крестовый по-хозяйски выдвинул из-за стола стул и по привычке оседлал его. Достав из кармана сюртука кисет, он принялся сворачивать папироску.

– Тебе придется привыкнуть к тому, что мой образ жизни отличен от твоего. Я понимаю, что твои корни… Дворянское воспитание… Я же – сын Хитровки. Все те люди, которых ты видела в «Хмельном», – мои братья. Я понимаю, что тебе будет трудно привыкнуть ко всему этому. Но и мне приходится не лучше. Но то, что я встретил тебя… Это знак судьбы!

Говоря это, Кеша неотрывно следил за Агафьей, тщетно пытавшейся разжечь огонь под самоваром. Руки ее дрожали. Пальцы не слушались.

Крестовый встал, взял у нее спички и разжег угольки в топке. Затем вдруг обнял Агафью и, властно притянув к себе, впился в ее губы.

Мартынов закончил рисунок, отбросил карандаш и придвинул лист к сидящему рядом Поликарпу. По мнению самого Арсения, карикатура вышла на славу. Еще в молодости он частенько практиковался в этом виде искусства, потом оставил его, и вот сегодня вдруг решил проверить, не иссяк ли былой талант окончательно. Мартынов остался собой доволен.

– Узнаешь? – с усмешкой спросил он медвежатника.

Расставшись всего пару часов назад и достигнув договоренности по всем вопросам, Арсений и Поликарп вновь столкнулись в особняке Вайсман. Медвежатник пришел минут десять назад, привычно пристроил в углу тросточку, снял котелок и, не обращая внимания на общий гвалт, скромно разместился за дальним столиком у окна. Заказал бутылку вина. Подниматься наверх Поликарп не счел нужным. Знал, что это надолго, а сегодня ночью ему необходимо было как следует отоспаться перед предстоящим делом.

Мартынов присоединился к нему, когда Поликарп уже собирался уходить. Выпитых полбутылки было вполне достаточно.

Медвежатник отставил стакан в сторону и, чуть прищурившись, всмотрелся в нарисованную Арсением карикатуру.

– Ба! Мне ли не знать эту знаменитую личность. – Поликарп издал короткий смешок. – Господин обер-полицмейстер собственной персоной. Петр Лазаревич Пороховицкий.

– Точно. Он. – Мартынов был польщен тем, что его творчество оказалось столь узнаваемым. – Похоже вышло? Правда?

– Не то слово. Только глаза великоваты. И лоб.

Арсений рассмеялся.

– Так это же не портрет Пороховицкого, а карикатура на него. Так и должно быть.

Расположившаяся за соседним столиком подвыпившая и без устали гомонящая компания из пяти храпов услышала их разговор. Один из гуляющих, молоденький шатен с большими выпирающими вперед верхними зубами, за что и получивший прозвище Заяц, развернулся вместе со стулом.

– Пороховицкий, говоришь? Дай-ка взглянуть, Мартын.

Арсений охотно протянул ему лист. Заяц громко заржал.

– А ведь точно Пороховицкий! Толково исполнено. Похож очень.

– Ну-ка, ну-ка, – с противоположного конца зала к ним легкой пружинистой походкой направился Евстафий. Он тоже оценил рисунок, передаваемый храпами из рук в руки. – Вот, гнида! Видит бог, когда-нибудь я эту мразь обязательно достану. Жизни своей не пожалею!

– Так в чем проблема, Евстафий? – Заяц поднял рисунок у себя над головой. – Стреляй! Или промахнуться боишься?

Короткопалый не стал дожидаться повторного предложения. Лихо выхватив «наган», он пальнул по листу бумаги раньше, чем Заяц успел среагировать на это стремительное движение.

– Ах, черт! А если бы в меня попал? – Хмель мигом слетел с него.

– Не попал бы, не боись. – Евстафий пижонски подул на дымящееся дуло «нагана». – Стрелять-то я, как-никак, обучен. Глянь на рисуночек, Заяц?

Храп опустил лист и восхищено присвистнул. Пуля Евстафия угодила точно по центру карикатурной физиономии главного обер-полицмейстера Москвы. Нос превратился в обугленное отверстие.

– Ну как?

– Лихо!

– Ставлю бутылку самогона любому, кто повторит этот трюк, – заявил Ефставий.

– Охотно принимаю, – живо подхватил Вьюн, извлекая из-под полы пальто собственное оружие. – Поднимай, Заяц.

Заяц вновь вскинул листок над головой и с опаской зажмурился. Жахнул выстрел. Но точности Вьюну не хватило. Отверстие образовалось чуть левее уха Пороховицкого.

– Смазал, – вскочил на ноги Цапля. Стол покачнулся от его стремительного, но неловкого движения. – Теперь моя очередь. Поднимай!

– Да идите вы все! – Заяц отбросил листок. – Не хватало еще, чтобы кто-нибудь из вас мне голову продырявил.

– На стенку повесь, – посоветовал смуглолицый Вепрь, извлекая из кармана свой «наган». – Я тоже хочу поучаствовать.

– Ха! За бутыль-то самогона мы все по этой роже пройдемся, – поддержал его Корноух, отбрасывая уже изрядно поднадоевшие ему карты и выходя из-за стола. Он остановился рядом с лестницей. – Дай-ка мне, Заяц. Я сюда повешу.

Среди завсегдатаев малины возникло всеобщее оживление. Намечалось интересное занятие. К тому же каждый хотел щегольнуть собственной меткостью. Уркачи загомонили, заспорили… Карикатура обер-полицмейстера была повешена на стенку рядом с лестницей, а уже через секунду, сопровождаемые смехом и криками одобрения, застучали одиночные выстрелы.

– А ты что же, Мартын? – Евстафий подсел за их с Поликарпом столик. – Не хочешь пальнуть по собственному творению.

– Я напоследок, – ухмыльнулся Мартынов.

– Ладно. – Поликарп взял котелок и нахлобучил его на голову. – Вы тут развлекайтесь, молодежь, а я пойду.

– До завтра. – Арсений хлопнул его по плечу.

– Да, до завтра.

Медвежатник встал и направился к выходу. Однако не успел он сделать и трех шагов, как дверь резко распахнулась, и в помещение с оружием на изготовку ворвались пятеро в форме жандармов.

– Всем стоять! Это облава!

Из всех присутствующих на малине Цапля среагировал первым. Он развернулся и, не целясь, спустил курок. Один из жандармов упал. И тут же его товарищи по оружию открыли ответный огонь. Поликарп метнулся в сторону, уходя с линии огня, и предпринял попытку дотянуться до своего «нагана». Рука зацепилась за край сюртука. Стремительных действий от обороны не получилось. Две или три пули, словно взбесившиеся пчелы, вонзились в широкую грудь медвежатника. Дыхание сбилось, перед глазами поплыли то и дело меняющие размер и форму радужные круги. Поликарп рухнул на колени и затравленно оглянулся на лестницу. Крестового на малине не было. Но Лиза и Капа находились здесь, наверху. Их нужно было срочно предупредить… Глупая мысль! Они и сами услышат выстрелы. Но хватит ли у них времени на то, чтобы покинуть особняк потайным ходом.