ты бы видела глаза моего внука, когда он сообщил мне, что я стану прабабушкой!

Бабушка хочет продолжить, но ее сбивает неожиданно появившийся на кухне Стэфан. В джинсах и простой рубахе, он кажется таким… Сердечко колотится, как заводное. Таким… Мысли испуганно замедляют свой бег, когда, бросив на меня угрюмый взгляд из-под бровей, Стэфан подходит к графину с водой и, резким движением плеснув в стакан, осушает его до дна. Так и не сказав не слова, выходит из помещения, оставляя после себя зависший в воздухе клубок напряжения.

Несколько раз помешав тесто, Мария бросает раздраженно полотенце на стол. Карие глаза, всегда такие лучистые, сейчас полны боевого задора. Закатав рукава, она упирается руками в бока.

– Ты мешай, мешай, деточка, – говорит ласково, поджимая полные губы. – Пока густым, как сметана, не станет, а я парочкой слов перекинусь с этой дубиной стоеросовой.

Несколько минут послушно делаю свое дело, пока благодаря острому слуху не улавливаю за открытым окном разговор на повышенных тонах. Так и не сумев побороть отчаянно колотившееся сердце, пробираюсь в коридор незаметной мышкой, выглядываю, пока не останавливаюсь взглядом на спорящей со Стэфаном бабушке.

– Чтобы я сейчас не сказал, ее это не устроит, – машет резко рукой Стэфан, словно разрубая воздух. – Все, чего ждет от меня Катя, так это чтобы я посыпал голову пеплом.

– Не перекладывай с больной головы на здоровую! – Мария складывает руки на груди, испепеляя взглядом внука.

В свою очередь, Стэфан упрямо поднимает подбородок. Глаза с гетерохромией блестят совсем не по-доброму.

– Она беременна! – говорит, будто ставит точку. – Ей нужно говорить только то, что она хочет слышать, – с намеком кивает в сторону дома.

Я, боясь оказаться замеченной, испуганно прижимаюсь к стене.

– Только проблема в том, что она хочет слышать, какой я урод.

Краснею от того, что Стэфан попал не в бровь, а в глаз.

– Какой ты… Упрямый! Весь в мать, – в голосе Марии звучит недовольство, – Потеряешь Катю, по-другому запоешь.

От этих слов Стэфан дергается, будто пощечину дали. Словно почувствовав слабость Стэфана, бабушка настойчиво продолжает.

– Видать, уже забыл, в каком состоянии пару месяцев назад ко мне приехал?

Мне кажется или на Стэфана эти слова производят впечатление? Весь его запал сдувается, будто воздушный шарик. Прикрыв глаза руками, он трет с силой лицо, словно смертельно устал.

– Ты не умеешь просить прощения, а она не умеет прощать, – фыркает бабушка. – Вот же парочка!

– Она столько раз повторяла, что ненавидит меня, – запальчиво говорит Стэфан, – что я засомневался. А когда она повторяла это изо дня в день, я поверил.

– Она совсем молоденькая, а ты… – не сдается бабушка, защищает меня, как львица своего несмышленого детеныша.

– Но, тем не менее, она могла бы выслушать, – цедит напряженно Стэфан, – но нет же! Не царское это дело – чтобы Зимина выслушивала Дицони, – сжимает так сильно зубы, что черты лица заостряются. – Это у них семейное.

Лицо Марии покрывается пятнами. Она делает шаг вперед, а затем еще один, будто наступая на Стэфана. Узловатый палец с силой тычет в широкую грудь.

– Она на них не похожа и на то есть причины, – обрывает бабушка Стэфана, с намеком приподнимая высоко бровь. – Если уж и говорить о семейном, то, скорее, ты…

– Я НЕ хочу это слышать! – обрывает жестко Стэфан. – Никогда не говори мне о…

**Святитель Николай – известен как защитник оклеветанных, часто избавляющий невинно осуждённых. Покровитель в помощи в создании семьи; узники и неправедно осужденные.

Глава 71

Катя

Напряженно вглядываюсь в их фигуры, понимая, что разговор идет о чем-то очень важном и скрытом от моего понимания. Пальцы с такой силой сдавливают круглое основание дверной ручки, что костяшки белеют.

– Хорошо, – неожиданно сдается бабушка Стэфана. Прикасается по-матерински к его плечу. – Просто я хочу, чтобы ты понял, Стэфан. Ты можешь расстаться с Катей. Прожить ещё несколько лет один, а потом даже встретить чуткую, заботливую женщину, как Нина – ту, что будет готовить лучше самого именитого шеф-повара, львицу в постели… Но никогда, поверь, Стэфан, никогда у тебя не будет того огня, что зажигается в глазах при виде Кати. Я любила, я знаю каково это. Такое бывает только раз в жизни. Это чувство либо губит, сжигая все мосты, либо ты обретешь свое счастье на всю оставшуюся жизнь.

Невесело ухмыльнувшись, Стэфан на секунду опускает голову, а когда поднимает взгляд, я вздрагиваю от боли, которая пеленой заволакивает его глаза.

– Она меня отвергает, слушать не хочет, – Стэфан запускает руку в волосы, но тут же опускает ее вдоль тела, будто безвольную плеть.

У меня по коже мурашки бегут – настолько горькое отчаянье в его голосе.

– Может быть, все это зря? Мне не стоило привозить ее сюда.

Сердце, испуганно сжавшись, камнем летит вниз, когда Стэфан, отвернувшись от бабушки, глубоко натягивает на голову ковбойскую шляпу и идет в сторону аккуратно сложенной стопки дров. Взявшись за топор, он с силой опускает его на толстое полено.

Прижимаюсь спиной к стене и в отчаянии прикусываю губу. Что я наделала?! А всему виной мои страхи, сомнения и обиды! Они заставили меня потерять то, что было между мной и Стэфаном. Прикрываю глаза, пытаясь выровнять дыхание.

Я… решила! Открыв глаза, cпешу в сторону кухни. Первым делом, закрою все двери для сомнений. Я выслушаю Стэфана, а потом буду решать, что делать с этим всем. Лишь бы еще не было поздно… Полная решимости, начинаю с каким-то отчаяньем месить тесто. Спустя пару минут, устало вытираю лоб. Что же я делаю?! Надо действовать, пока решимость не утекла сквозь пальцы. А я тесто месю. Дура!

А что, если прямо сейчас?! Так спешу во двор, что чуть равновесие не теряю. Пробегаю мимо загона с кролями, останавливаюсь, как вкопанная, когда замечаю вместо высокой мускулистой фигуры бабушку Стэфана.

Заметив меня, женщина поднимает с земли корзинку с травой, прикладывает руку в виде козырька, прикрывая от солнца взгляд.

– А где Стэфан?

Выпрямившись, Мария в сторону дома машет:

– Только что в дом зашел.

Прижимаю ладони к горящим огнем щекам, прежде чем в дверь постучать. Только Стэфан опережает меня. Распахнув дверь, он отступает на шаг назад, пропуская меня в комнату. Поспешно убираю руки от лица. Сердце рвется из груди с шумом. Ощущение, что он из-за двери стук моего сердца услышал.

– Стэфан… – запинаюсь, ошеломлённо разглядывая его классическую белую рубашку, обтягивающую широкие плечи, и прямого покроя темно-синие брюки.

Несколько секунд он, не отрываясь, смотрит на мои волосы, подсвеченные утренним солнцем. Рука дергается,