Я стону от внезапного ощущения пустоты.

Оак вводит в меня три пальца, заполняя дырочку за считанные секунды. Растягивание жалит, так как они больше, чем анальная пробка, но я чувствую, как в животе разгорается глубокая боль, когда он вводит и выводит их, добавляя при этом больше смазки.

— Эта маленькая жадная дырочка практически засасывает мои пальцы внутрь, — рычит он, выдавливая на нее еще больше смазки и добавляя четвертый палец.

— Черт, — кричу я, и покачиваю бедрами, чтобы привыкнуть к ощущению того, что меня так широко растягивают. Возбуждение и смазка стекают по внутренней стороне моих бедер на кровать, создавая беспорядок.

Оак двигает четырьмя пальцами, пока я не начинаю стонать и царапать простыни. А затем он убирает их, заставляя меня хныкать.

— Думаю, ты готова, малышка.

Я тяжело сглатываю, понимая, что он имеет в виду.

— Ты уверен?

Он шлепает меня по заднице.

— Не задавай вопросов.

— Простите, сэр, — отвечаю я.

Я чувствую холодное, влажное ощущение, когда он наливает еще смазки на мою измученную дырочку, используя свои пальцы, чтобы протолкнуть ее в меня. Затем чувствую, как он прижимает головку члена к моему входу и мгновенно напрягаюсь.

— Расслабься, Ева. Если будешь напрягаться, тебе будет больно.

Я киваю и фокусируюсь на расслаблении, а не на образе столь огромного объекта, втиснутого в такое узкое пространство.

— Ты уже достаточно растянута. Мои четыре пальца были по самые костяшки внутри тебя.

Я стону от мысленной картины, выгибая спину, когда он усиливает давление. Головка его члена проскальзывает сквозь тугое кольцо мышц, и он останавливается, позволяя мне привыкнуть к ощущениям. Через несколько мгновений он снова опускается, толкаясь вперед. Я впускаю его внутрь, расслабляясь, насколько это возможно.

Поначалу мне чертовски больно, потому что его член такой твердый, что кажется, будто он засунул в меня железный прут.

— Черт, — выдыхает он, его голос такой хриплый, что у меня дрожат бедра. — Это так чертовски приятно. — Он подается вперед еще на дюйм и стонет. — И выглядит так, блядь, хорошо.

Я бросаю на него взгляд через плечо, и он ухмыляется.

— Ты приняла каждый гребаный дюйм.

В это трудно поверить, так как я наслаждаюсь невероятно полным ощущением глубоко внутри меня.

— Это чувствуется… хорошо, — говорю я.

Он рычит и хватает меня за бедра.

— Скажи мне, если будет слишком больно, — выдавливает он сквозь сжатые зубы, прежде чем очень медленно вытащить свой член. — Блядь, мне нравится смотреть, как твоя маленькая тугая дырочка вот так прижимается к моему члену, малышка.

Я стону, когда он снова входит в мою попку, открывая мне глаза на совершенно новый смысл удовольствия.

— Трахни меня, — умоляю я, глядя на него через плечо.

Челюсть Оака крепко сжата, а на его левом виске выступает вена, когда он цепляется за контроль, который так отчаянно пытается удержать. Я не хочу, чтобы он сохранял контроль. Темная, грязная сторона его души хочет брать всё, владеть всем и причинять боль. Я хочу, чтобы зверь вышел поиграть.

— Перестань сдерживаться и отдай мне всё, — подначиваю я.

Аквамариновые глаза Оака встречаются с моими и сужаются.

— Не искушай меня, — выдавливает он.

Я улыбаюсь ему.

— Трахни меня так чертовски жестко, что я не смогу сидеть неделю, — прошу я.

Он рычит и сильно впивается ногтями в мои и без того покрытые синяками бедра, сильно притягивая их к себе, чтобы вонзиться еще глубже. При каждом толчке его член скользит до упора, а его яйца шлепаются о мой пульсирующий клитор. А потом он отпускает зверя, отводя бедра назад, только для того, чтобы врезаться в меня с такой силой, что я едва могу дышать.

— Блядь, сэр, — кричу я, когда он усиливает хватку, жестоко издеваясь над моей задницей своим членом. Мне это нравится больше, чем я могу объяснить. Это так грубо и так чертовски грязно.

— Да, именно так, — говорю я, чувствуя, что приближаюсь к точке невозврата.

Ощущения от анального секса настолько разные, настолько захватывающие, что я просто знаю, что мой оргазм будет ошеломляющим.

— Вот и все, — ворчит он, трахая меня еще сильнее. — Я хочу, чтобы ты кончила, пока мой член глубоко в твоей заднице.

Он наклоняется и хватает меня за шею, приподнимая так, что моя спина оказывается на одной линии с его грудью. Затем обхватывает рукой мое горло, частично перекрывая дыхательные пути.

— Я хочу, чтобы ты забрызгала всю кровать, как хорошая девочка.

Струя горячей жидкости вырывается из моей киски, пропитывая кровать под нами, пока он продолжает трахать меня. Я кричу, но тихо, потому что не могу издать ни звука, когда его рука крепко сжимает мое горло. Все, что я вижу, — это звезды перед глазами, когда кульминация настигает меня, как товарный поезд, сбивая с рельсов, и я падаю в беспамятство.

Я дрожу так сильно, что думаю, может, со мной что-то не так. Оак стонет, и могу сказать, что он тоже вот-вот кончит.

— Блядь, ты практически доишь мой член, — рычит он, выплескивая каждую каплю спермы глубоко в мою задницу.

Он отпускает мое горло, и я хватаю ртом воздух, падая ничком на кровать. Оак осторожно вытаскивает из меня свой член, но затем я чувствую, как его заменяет что-то другое.

— Что это?

Он усмехается.

— Анальная пробка. Я хочу, чтобы ты держала мою сперму внутри себя всю ночь, — выдыхает он, падая рядом со мной.

Я качаю головой.

— Это было чертовски потрясающе.

Его ноздри раздуваются, и он притягивает меня к своей груди.

— Не знаю, что я сделал, чтобы заслужить тебя, Ева Кармайкл.

Он целует меня в лоб, а я прижимаю голову к его груди, позволяя биению его сердца убаюкать меня и погружаюсь в сон.

Глава 31

Оак

Евы нет в постели, когда я просыпаюсь, поэтому я иду на её поиски. Сердце бьется сильнее, когда не нахожу ее на кухне или в маленькой библиотеке. Горит свет в оранжерее, где я держу свой ноутбук и дневник.

— Ева, — произношу я ее имя, когда вхожу.

— Что это? — Спрашивает Ева, указывая на ноутбук, открытый на отфотошопленном снимке её поцелуя с уборщиком.

Должно быть, я оставил свой ноутбук включенным, не заблокировав его. Либо это, либо она угадала мой пароль. Ёе глаза полны чистой муки, и это заставляет мою грудь болеть.

— Ты был тем, кто отправил фотографию моим родителям. — Она качает головой. — Т-ты. — Ее голос срывается, и случайная слеза скатывается по щеке. Она также кивает на открытый дневник на столе. —