Перед самыми родами, когда — согласно Писанию — ангел вот-вот коснется нижней губы ребенка, чтобы на верхней образовалась складка, и дитя позабыло все, что узнало, вмешалась Лилит. Погасив сияние в утробе, она толкнула плод в родовой канал.

В тот же момент душа Деворы покинула тело. И родилась Мариса. Она вышла из материнского чрева, сохранив в себе коллективное сознание; и ее высокомерие наряду с пороком в строении лица, безусловно, выделяли девочку среди остальных детей Меа Шеарим.

Из всех шестисот тринадцати заповедей Торы рехилут — первый, хотя наименее строгий запрет на сплетни и злословие — в квартале Марисы нарушали чаще остальных. Пересуды о малышке порождал скорее страх, чем желание как-либо навредить ей. Не было тайной, что ее зачали во время нидды, как не было тайной отсутствие складки на верхней губе. Раз мать умерла при родах, это давало разумное основание полагать, что на ребенка предъявила требования Лилит. Но от чего бежал мороз по коже — о том лишь перешептывались: учитывая обстоятельства зачатия и рождения Марисы, она должна нести в себе семя страшнейшего из всех недугов — проказы.

Мейер и Роза окружили внучку щедрой любовью, они звали ее Мариса Девора, и она была последней из их рода. К несчастью, доброжелательность этого семейства не могла свести на нет страх соседей, столько переживших за предыдущие годы гонений, что они паниковали по любому поводу, который мог бы принести беду в их общину.

И вновь Хамид аль Фазир, весьма милостиво отзывавшийся о доме бен Иосифа, пришел на помощь другу. Они объединили усилия в попытке защитить Марису от любого, кто, будучи ведомым беспричинной боязнью, намеревался обидеть сироту.

Но тщетно. Однажды вечером, почти на закате, Марису выкрали и увезли в пустыню. Там над ямой, где прежде брали воду, теперь наполненной кровью нескольких забитых ягнят, был сооружен жалкий навес, чтобы защитить ребенка от последних жестоких лучей пустынного солнца.

Девочку ожидал обряд крещения кровью. Ее опустили в кровавый водоем и держали там до наступления темноты. Малышке едва исполнилось шесть лет, и она, разумеется, не смогла бы вырваться из сильных рук взрослых. Мариса даже не кричала, не звала на помощь, вместо этого молча подчинившись воле жителей Иерусалима.

В квартале Меа Шеарим, в доме друга, Хамид, с мукой в голосе, вымолвил:

— Без сомнений, они вытрут ее и вернут домой в целости на восходе луны.

— Да, конечно, — согласился Мейер со слезами на глазах. — Что скажешь, Роза?

Роза молчала. Она покинула дом и отправилась в пустыню. Даже если и было что сказать этой женщине, ярость и дурные предчувствия сковывали ее язык. В момент, когда над горизонтом взошла луна, Роза подошла к яме.

Она держалась поодаль, не в силах отвести взгляд от Марисы. Та, пожалуй, никогда прежде не выглядела настолько довольной. Она светилась счастьем, барахтаясь в кровавом пруду и зачерпывая ладошкой кровь, которую пила с такой жадностью, какой ни разу не проявляла при виде бабушкиного куриного супа.

Подняв взор, Роза увидела того самого незнакомца, высокого, в длинных одеждах, верхом на верблюде, которого вел в поводу верный слуга.

— Нет! — вскричала несчастная, а горожане расступились, и странник провозгласил свое право на Марису Девору.

Девочка протянула руки, и слуга передал ее хозяину. Незнакомец посадил ребенка в седло перед собой, и они тронулись прочь.

Роза рыдала, но не сделала ничего, чтобы помешать.

На рассвете жители Иерусалима вернулись к своим делам и повседневным сплетням. Только тогда Роза нашла в себе силы перестать плакать и поведала о случившемся Мейеру бен Иосифу и Хамиду аль Фазиру. Правда, она утаила от них, что слышала женский голос, призывавший странника и девочку. Промолчала о том, что Лилит забрала мужчину и ребенка в свое царство.

Мейер и Хамид, не помня себя от горя, залились слезами, обняв друг друга. Позже они утерли слезы и принялись терпеливо ждать, когда послание о Марисе Деворе и незнакомце достигнет Кипрского королевства и ушей его правителя.

— Берегись, — передал слово в слово посланец, — в земле Ханаан живет дочь Лилит, любимая человеком, Богом и Аллахом и помеченная дьяволом. Не гневи ее, ибо гнев сей уничтожит тебя.

Ивонн Наварро живет в Чикаго, является автором двенадцати опубликованных романов и шестидесяти рассказов. Ее последнее произведение — триллер «Это не мое имя» («That's Not My Name»); также она написала несколько книг по мотивам телесериалов (например, «Баффи — истребительница вампиров»), В немногие часы, свободные от работы и изучения боевых искусств, она мечтает о переезде на теплый и солнечный американский юго-запад.

«Рассказ „Одна на миллион“ возник как ответ на довольно заурядный вопрос, — объясняет автор, — а именно: что делать, если вас преследуют? Далее выясняется, что преследователь — вампир, но зачем вампиру обыкновенная женщина? Нет, эта женщина не должна быть обыкновенной.

Многие люди считают, что истории о вампирах устарели, вышли из моды и тому подобное; думаю, что они сильно ошибаются и все обстоит наоборот. Да, вампиризм напоминает кражу, но это не только кража крови. Это может быть похищение или потеря — жизни, самого себя, всего того, кем и чем ты являешься или мог бы стать; превращение личности в новое существо, которое ты можешь или не можешь контролировать. Эта тема обладает огромным потенциалом и никогда не исчерпает себя. Людям, которые задирают нос и заявляют, что вампиры — это вчерашний день, следует вспомнить о том, что они смертны. Каждый день рождается новое поколение читателей, и они всегда голодны.

Как вампиры».

Сондра точно знала, когда именно вампир начал преследовать ее и детей.

Она вызвала полицию. Полицейские пришли к ней домой — два исполнительных копа из маленького городка, с крошечными мозгами и пивными животами. От них исходил застарелый запах жира и табачного дыма. Близнецы, с прелестными ангельскими личиками, голубыми глазенками и тонкими светлыми волосиками, при виде которых у нее сжималось сердце от любви, ворковали и смеялись в манеже, в детской, не замечая выражения ужаса на лице матери и не слыша напряженного разговора в соседней комнате.

— Послушайте, — говорила Сондра, — я видела, как оно следовало за нами…

— Оно?

На груди старшего блестела табличка с именем, гласившая: «Макшоу». Он многозначительно посмотрел на своего напарника. Тот что-то быстро набросал на планшете.

— То есть он. — Лицо ее осталось спокойным, но внутренне она дала себе пощечину за оговорку. Страх стал ее постоянным отвратительным спутником; он мог заставить ее наделать множество ошибок, даже рассказать правду — а этого она хотела меньше всего. Сейчас Сондра не могла позволить себе рассказать правду — сейчас, когда речь шла о безопасности Мэллори и Мелины. — Я видела его.

— Хорошо.