играли в детстве, а после их пути неожиданно разошлись. «Наверное, она сумасшедшая. Такое бывает со стариками». Но острый взгляд, которым ее время от времени награждала черога, не мог принадлежать умалишенной.

– Вы… – Голос от волнения сел, и Рунд прокашлялась. – Вы знали… Слепого бога?

Ведьма ответила не сразу. Сначала она закончила толочь травы, затем, удовлетворенно осмотрев полученную густую кашицу, поднялась на ноги, оказавшиись ростом ниже Рунд. Браслеты, зазвенев, скатились на запястья. Медленно черога подошла к Рунд и кивнула той в сторону головы – мол, разматывай повязку.

– Н-да, хорошо тебя приложила наша зверушка. Но ты не бойся, заживет, и глазом моргнуть не успеешь. Смотрю, он у тебя только один, а ты его не бережешь. – Окунув пальцы в смесь, черога принялась осторожно смазывать ссадины, которые тут же стало щипать. – Ничего, ничего, потерпи. Боль можно победить только через другую боль. А бог… Я не просто его знала. Я была той, кто его ослепил.

Черога сказала это с гордостью. От нее пахло древесным углем и мясной похлебкой, а еще – свежим ветром и хлебом. Рунд, давно ничего не евшая, прижала руки к урчащему животу. От запаха трав кружилась голова – или, может быть, от голода. Закончив с головой, старуха перешла к спине – пришлось поднять рубашку. Рунд колотило, а черога, напротив, будто и не чувствовала холода.

– Занятная цифра у тебя на спине.

Рунд дернула плечом. Ее нанесли сразу после того, как выжгли клеймо, и Рунд не знала, что вызывает у нее большее отвращение.

– Мамерк остался жаден даже после своей кончины. Какая жалость. Видишь ли, детка, воронам долгое время запрещалось переправляться через Великаний хребет не просто так. Вальравны якшались с людьми, почитая их за своих друзей. А от человеческого племени ничего хорошего ждать не приходится – кому, как не нам, это понимать. Завистливые, алчные сердца их хотели похитить воронью магию и отнести ее на юг. Тацианцы готовы были дорого заплатить за тайные знания. То, что не удавалось взрослым, почти сумел сделать мелкий воришка. Пройдоха втерся в доверие к вальравнам. А когда те подпустили его ближе некуда, нанес удар. Люди умеют так делать, тебе ли не знать.

– Зачем же тогда тацианцы изгнали ведьм, если им была нужна волшба? – Черога задела один из глубоких порезов на шее, и Рунд ойкнула. – Могли бы выпытать у вас.

Старуха засмеялась – как будто камни внутри горы пришли в движение.

– Они изгнали нас, когда тень проникла в их сердца. Раньше эти люди обращались с нами уважительно: почитали, оберегали и приходили за помощью. А потом мы стали им не нужны. Превратились в монстров. Запомни, милая, – люди всегда видят только то, что хотят видеть, и ничего больше. Вальравнов тень победить не могла – и мы спрятались здесь, за вороньей спиной. И чтобы добраться до нас, тацианцам нужно было уничтожить воронью кровь.

– И мальчишка пришел, чтобы победить их всех? Какая глупость. – Рунд фыркнула и повернулась к чероге другим боком. – Это невозможно.

– Все в этом мире возможно, если знать, что и как делать, – возразила черога. Ее шероховатые пальцы касались воспаленной кожи бережно, как будто ведьма боялась нанести Рунд еще больший вред. – Мальчишка убил вороньего князя, вырезал его сердце и собирался унести. Будь он поумнее, то съел бы его там же, но нет. Всем известно: покуда человек, поглотивший сердце вороньего князя, будет жив, вальравнам не видать своей магии. Мальчишку поймали, сердце отобрали, лишили зрения и отправили обратно к тацианцам. И он стал проповедовать свои бредни, хех. Кто ж знал, что люди окажутся идиотами и возвеличат этого полудурка?

– Но почему вы его не убили? – Рунд повернулась, и черога снова улыбнулась. – Он не смог бы рассказать ничего, если бы был мертв.

– Конечно. Но вместо него пришел бы другой, и непонятно, чем бы закончилась эта история в следующий раз. К тому же, милая моя, иная жизнь куда хуже смерти.

Рунд задумалась. Что-то в этой простой истории настораживало и не сходилось, но что, она понять не могла. Ведьма смотрела на нее своими кошачьими глазами и молчала, не желая помогать.

– А если бы ему удалось съесть сердце? Что бы тогда случилось? Это можно как-то исправить?

– У всего в мире есть решение. И даже у этой проблемы. – Черога снова коротко рассмеялась, будто сказала что-то смешное. – Тот, в ком течет воронья кровь, должен съесть сердце человека, отобравшего волшбу. Видишь – все очень просто.

– Любой ворон? – Рунд нахмурилась. – Даже полукровка?

Черога кивнула:

– Потому надежда все еще жива. Ну-ка, хватит разговоров. Мне надо еще поколдовать над твоими ранами.

Рунд напряглась, не зная, чего ожидать, но все оказалось не так страшно – черога запела. Ее голос красиво переливался, выводя мелодию из незнакомых слов. Странная, местами пугающе громкая, она становилась тише, тише, пока не исчезла вовсе. И зуд, и жжение прекратились. Рунд повела плечами и впервые за несколько дней не ощутила боли.

Черога снова присела на пол, и свечное пламя качнулось.

– Говорят, твоим ртом вещают боги. – Под пристальным взглядом Рунд сделалось жутко. – Странный выбор, ничего не скажешь.

– А вы, говорят, способны видеть будущее.

– Хочешь узнать свое?

Ведьма, не дожидаясь ответа, достала из недр своей накидки мешочек. Распустила завязки и высыпала оттуда кости. Человеческие, детские – Рунд насмотрелась на них в комнате Дацин. Были там и зубы – гнилые и чистые, без единого изъяна. Пальцы чероги проворно двигались, раскладывая ее драгоценности причудливыми узорами. Наконец, закончив, она вновь взглянула на Рунд.

– Будущее – тяжелое бремя. Каждый хочет его узнать, но не каждый сможет унести с собой эти знания.

– Думаю, хуже со мной уже ничего не случится.

Но ведьма, вероятно, так не считала, потому что пещера снова наполнилась звуками ее смеха.

– От моей мази ты не умерла. Но кто сказал, что страшное уже позади? Не каждому уготована достойная смерть. – Подняв одну из костей, черога вгляделась в нее, словно искала ответ в пористых суставах. – Но тебя смерть любит. Ходит с тобой с детства. И ты, возрожденная в огне, среди дыма, крови и печали, награждена ее взглядом. Ты выскользнула у нее из рук, но она никогда тебя не теряла. Когда ты спала на холодных тацианских лавках, когда твой желудок скручивался от голода, когда ты лишилась глаза и была предана – она всегда была рядом. И говорит, что ты, ее любимица, можешь уйти достойно. Если захочешь.

Рунд, помедлив, взяла одну из свечей в руку. Черога