Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Суллы имелись легионы, он раздобыл деньги, и его переполняла жажда подвигов.
Рим, 84 г. до н. э.
Цинна знал, что должен встретиться с Суллой, когда тот высадится в Италии. Благодаря союзу его дочери с племянником Мария он упрочил свое положение как главы популяров. Это предотвращало любые предательские поползновения в том случае, если бы он покинул город на Тибре.
Предательство волновало Цинну больше всего.
Но он смотрел не туда, куда было нужно.
Восточная часть Внутреннего моря, 84 г. до н. э.
Сулла плыл в Рим. Он решил остановиться в Греции и взять войска, оставленные там во время похода на Афины, а затем без промедления отправиться в Брундизий и начать оттуда свой поход к сердцу империи. Второй, он же последний и окончательный.
Стоя на носу корабля, Сулла всматривался в горизонт. Сзади подошел Долабелла. Сулла почувствовал его присутствие и заговорил, не поворачиваясь и не отрывая глаз от моря, от Рима:
– Все гонцы отправились в путь прежде, чем мы отчалили?
– Да.
– В Испанию, к Крассу, в Африку, к Метеллу Пию, и в Италию, к Помпею? – уточнил Сулла.
Он написал самым известным сенаторам-оптиматам в изгнании, предлагая объединить силы сторонников прежних порядков. У него имелось достаточно легионов, а главное, бесценный опыт, полученный в морских сражениях, которые давал Лукулл, и победах над Митридатом на суше – в Греции и Азии. Но Цинна – в этом он не сомневался – должен был собрать огромное войско и попытаться его остановить.
Любые дополнительные силы, будь то солдаты Метелла, Красса или Помпея, весьма пригодились бы ему. Их участие в новой войне помогло бы склонить чашу весов в его пользу.
– Послы отправились ко всем троим, проконсул, – заверил его Долабелла.
– Хорошо, – ответил Сулла, все еще глядя на море, в сторону Рима.
Domus Луция Корнелия Цинны, Рим
84 г. до н. э.
– Ubi tu Gaius, ego Gaia, – торжественно произнесла Корнелия, и брак был скреплен, хотя церемония оказалась не настолько торжественной, как хотелось Цинне.
Он прилагал все усилия для того, чтобы набрать в Италии многочисленное войско и остановить Суллу, когда тот высадится на берег, вербовал сотни, тысячи римлян и союзников, мечтавших о распространении римского гражданства на италийские племена. Именно союзники, а не римский плебс оказывали ему главную поддержку и проявляли наибольшее воодушевление. Неудивительно: Цинна даровал римское гражданство народам, проживавшим за пределами Рима, но не удовлетворил давние требования простых римских горожан, не сказав ни слова о раздаче хлеба или земель. Об этом Цинна не задумывался. Марий считал своей задачей проведение преобразований, предложенных десятилетия назад Гракхами, затем Друзом, Сатурнином и прочими плебейскими трибунами. Все они были убиты по приказу сенаторов-оптиматов. Но Цинна слишком любил власть, чтобы ею делиться. К тому же, откладывая преобразования, он встречал меньше враждебности со стороны поборников старых порядков, остававшихся в городе, и тем самым упрочивал свою власть. Суллу ожидали в скором времени, и раздавать хлеб и земли было уже поздно. Цинна полагал, что замнет этот вопрос и сможет не удовлетворять требования популяров, но следовало предпринять хоть что-нибудь, иначе его поддержка, особенно в народном собрании, грозила уменьшиться. Однако и отъезд из Рима, где оставалось множество противников преобразований, не давал ему ничего определенного.
Пока Цинна размышлял, свадьба шла своим чередом: обряд завершился, и Корнелия бросилась в объятия своей матери Аннии, умоляя не отрывать ее от родного очага. Девушка делала это очень старательно, кричала и плакала так, словно от этого зависела ее жизнь и сама мысль о том, что ее забирают в дом мужа, казалась ей невыносимой. Но все это было всего лишь притворством, устроенным в память о легендарных похищениях девственниц: ожидалось, что невеста, теперь уже жена, исполнит все на совесть.
Анния, мать Корнелии, также выказывала скорбь по поводу того, что у нее отняли дочь, но вела себя сдержаннее, поскольку всегда стремилась оставаться в тени.
Затем началось долгое шествие – deductio – к дому мужа, который отныне становился хозяином женщины: флейтисты, факельщики, родственники и друзья, трое детей… Цинна, его жена Анния и Аврелия, мать Цезаря, которая отныне представляла не только себя саму, но и покойного мужа, отца жениха, несли факел из терновника, веретено и прялку: символы жизни, которую Корнелии предстояло отныне вести под кровом Юлиев.
– Thalassio! Thalassio! – кричали сотни людей, толпившихся по обе стороны субурских улиц, по которым походило свадебное шествие.
Этим возгласом самый отважный из римлян некогда отпугивал желающих отнять у него прекраснейшую сабинянку, которую он похитил. Жениху желали удачно довести невесту до дома, не уступив ее другому.
Юный Цезарь, племянник Мария, воплощал в себе чаяния множества обездоленных римлян, которые видели или, скорее, желали видеть в нем будущего вождя, готового осуществить их мечты, оказать противодействие могущественным сенаторам и раздать земли, хлеб, богатства, обещанные Цинной и все еще не полученные. Цезарь женился, возмужал, и кое у кого зародилась робкая надежда: вдруг племянник Мария станет тем самым героем, который предъявит их давние требования Сенату, угнетавшему их при оптиматах и вовсе переставшему замечать их при популярах, предводительствуемых Цинной?
Некоторые подумывали об этом. Но таких было немного. Большинство простых римлян любовались торжеством и призывали бога бракосочетания, сына Венеры и Вакха:
– Гименей, Гименей, Гименей!
Шествуя вместе с остальными, Цинна принял ряд важнейших решений. Как только свадьба закончилась, он приказал устроить новую кровавую чистку среди сенаторов-оптиматов и их семей. В городе снова пролилась кровь. Победив Суллу и вернувшись в столицу, решил Цинна, он раздаст народу земли изгнанных и убитых. Таким образом он решит самую неотложную задачу и останется у власти… еще на какое-то время.
Участники празднества прибыли в дом Юлиев. Соседи, приветствовавшие жениха и невесту, бросали орехи в детей, возглавлявших шествие, чтобы юная пара была плодовитой. Затем одна из принадлежавших семье рабынь подала Цезарю клочок шерсти и немного масла. Цезарь протянул их юной жене, а та вручила рабыне, повсюду сопровождавшей ее. Кроме того, Корнелия вручила