С револьверами, которых, казалось, жаждали все, дела обстояли куда хуже. Нарастить выпуск короткоствола никак не удавалось. Наоборот, еженедельные отчеты свидетельствовали, что производство падало при росте затрат на него. Впрочем, проверки показали, что причиной этого стало не воровство, а в разы увеличившийся брак. Не помог и построенный недавно новый цех с большим количеством сверлильных, токарных и винторезных станков. Ставшие за них новички, как выяснилось сразу, обученные совершенно недостаточно, погнали сплошную некондицию. Уже в начале лета Аркадию пришлось бросать все дела в столице, оставлять семейный бизнес на супругу, в твердых ручках которой он без того пребывал, и спешить в Запорожье.

После нескольких мозговых штурмов, работая по восемнадцать часов в сутки, удалось остановить начавшееся падение производства револьверов. Кстати, решилась сама собой проблема лишнего веса, хоть эти дни зарядку не делал, зато стала мучить изжога после каждого приема пищи. Порадовало сердце, на эти перегрузки не отреагировавшее. Пропавшие было после лечения сердечного приступа тени под глазами приобрели такой размер, что сам себе Аркадий стал напоминать какого-то зверька с черными пятнами вокруг гляделок. Правда, вспомнить вид или хотя бы род не смог – не тем голова забита.

Туго приходилось далеко не только ему. Пахавшие последние полгода как минимум по шестнадцать часов в сутки работяги, даже самые опытные, замедлили темп труда и резко ухудшили качество продукции. Куда чаще, чем раньше, стали ломаться станки, в больницу заметно увеличился приток людей с производственными травмами и обострившимися хроническими болячками. А менять выбывших нередко было некем. Совсем некем. Удалось – путем заранее спланированного резкого снижения скорости сверления и токарных работ для новичков и ограничения разрешенного времени пребывания у станков – хоть как-то предотвратить полный обвал. Не выдерживали люди, ломалось железо.

Чрезвычайно сложное, кропотливое нарезание стволов попаданец волюнтаристски прекратил, приказав изготовлять гладкоствольные револьверы. В то, что новички смогут качественно делать тонкую работу, не верил, а «старики» вымотались до предела. Лучше гладкоствольный револьвер, чем никакого, все равно это оружие для стрельбы в упор. Ко всему прочему встал вопрос и с острой нехваткой пороха: шведская война, такая нежелательная и ненужная, спалила большую часть его запасов. А продукцию-то крайне необходимо проверять, прежде чем отправлять в войска. О рентгеноскопии смешно было мечтать, не говоря о более навороченных исследованиях, осмотр же и обстук (пушек) – для выявления скрытых каверн в металле – никакой гарантии от разрыва изделия при первом же выстреле не давал. Вот и в перевозимой в войска партии оружия половина не проходила испытаний стрельбой. Не то что усиленным зарядом, даже простым не нашлось пороха в Запорожье для этого.

Особенный колорит производству придавало недостаточно хорошее знание языка Малой Руси (украинского) большей частью инженеров, мастеров и простых работяг. Начальственный состав, в основном из немцев, учил язык старательно, но вновь прибывшие общались на родном или латыни, приходилось разговаривать с некоторыми через переводчика. Рабочие представляли же из себя настоящий интернационал: те же беженцы из Европы, по-прежнему охваченной фактически мировой войной, переселенцы с Балкан, Кавказа и Великой Руси, принявшие православие бывшие рабы: литовцы, поляки, турки, черкесы. К величайшему сожалению попаданца и Хмеля, местные селяне менять привычный плуг на работу у станков не рвались. Даже беднота, в селе перспектив не имевшая, на заводы не спешила – предпочитала в казаки подаваться.

«Интересно, бардак типа пожар, совмещенный с потопом и признаками начинающегося землетрясения, – это только наша национальная традиция для военных действий? Или в других странах тоже похожее происходит? Вроде бы приходилось читать, что даже у немцев, знаменитых любовью к порядку, бардака было столько, что хоть с соседями делись».

Вопреки, казалось, здравому смыслу, все произведенные большие осадные пушки везти к Стамбулу не спешили. Еще в начале июня пластуны захватили все четыре крепости, охранявшие Босфор. Три, Анадолуфенери, Румелифенери, Анадолухисары, малой кровью – уж очень незначительные в них имелись на момент взятия гарнизоны. Четвертую, Румелихисары, пришлось штурмовать уже казакам с нескольких каторг. Пластунский налет сорвался. Большая часть этих элитных бойцов невидимого фронта, участвовавшая в попытке захвата наиболее близкой к столице и самой мощной из босфорских крепостей, погибла. Для восстановления и без того немногочисленного пластунского корпуса – очень уж дорого обходилась подготовка его бойцов – пришлось привлечь в него черкесских психадзе, имевших сходную тактику действий. Благо к середине семнадцатого века почти все черкесские воины идеологически привязанными к Османам, а теперь Гиреям, не были. Гиреевская столица выслать помощь отчаянно отбивавшимся защитникам Румелихисары не успела. Конницы в ней не осталось совсем – последние сувалери и сипахи несколько недель назад, видя, что дело идет к поеданию их боевых друзей, ушли к дарданелльской переправе и отправились к основному войску оджака. Пехота же не поспела: пока разведчики, также пешие, выяснили подробности происходящего, пока удалось собрать у ворот достаточное количество вооруженных людей, выручать стало некого.

Большие пушки не спешили везти по нескольким причинам, но прежде всего потому, что брать штурмом огромный город не собирались. Хмель и старшина прекрасно представляли, сколько казацкой крови для этого придется пролить, а врагов и без турок хватает. Стамбул намеревались взять измором, благо для этого имелись предпосылки – город голодал уже сейчас, причем люто голодал. Еще в июне, до возможного подвоза продовольствия из Анатолии, к городу подступили войска трех балканских господарей – Молдавии, Валахии и Тран-сильвании и подошел сквозь захваченный Босфор казацкий флот. Балканцы переправились через наведенные переправы в Азию, где, пользуясь отсутствием гиреевской армии, рассыпались на отряды и занялись грабежом и людоловством. В Европе же на сотню верст вокруг продовольствие раздобыть давно было возможно разве что охотой – жившим вокруг грекам и болгарам пришлось сменить место обитания. Флот же полностью перекрыл возможность подвоза еды по морю и рыбной ловли вне Золотого Рога.

Перебирая в уме события последних месяцев, Аркадий наблюдал за действиями друга. Тот в это время построил распекаемых им матросов в ряд на палубе (ряд вышел неровным, стояли греки далеко не по стойке смирно, однако слушали командира внимательно). Иван, что-то объясняя, смахнув с головы казацкую шапку и зажав ее в руке, размахивал оной, дополняя слова жестами.

«Эх, и с головными уборами у меня облом случился. Не желают казаки менять свои меховые страшилища ни на гречкосейные брыли, ни на ковбойские стетсоны. Уперлись как бараны, из которых их шапки сделаны. А тут еще вылезла такая “мелочь”, как необходимость для производства фетра ртуть использовать. То-то мне шляпник сразу странным показался – надышавшись парами этого металла, не мудрено повредить рассудок. Фетр же из пуха бобров дороговат будет. Будем надеяться, что он прислушается к моим советам и перейдет на шляпы из кожи и войлока».