class="p1">У меня тут же возникло неприятное подозрение, что среди нас может скрываться осведомитель. Мне ведь приказано докладывать королю о каждом шаге леди Квинси. Так почему бы Чиффинчу не отправить еще кого-нибудь шпионить за мной?

Если наша поездка из Кембриджа в Стрэтем повергла меня в уныние, то последние несколько миль до Хитчем-Сент-Мартин прямо-таки привели в отчаяние. Здешняя дорога оказалась гораздо ýже, местами напоминая тропу, к тому же изрытую колеями и очень вязкую. На двух участках грязи было столько, что я боялся, что наши лошади увязнут по самые животы.

Леди Квинси оставила кучера в Стрэтеме, чтобы он охранял карету и наших собственных лошадей. Теперь вместе с управляющим наша группа насчитывала пять человек. Управляющий показывал дорогу, за ним ехала ее светлость, потом форейтор, впереди которого сидела Энн. Я замыкал цепочку, а передо мной цеплялся за седло Стивен. Мальчик почти прижимался ко мне, и я впервые заметил, как он хрупок. Казалось, вся его сила ушла в отеки, вызванные золотухой.

Тут я с облегчением заметил господина Уорли: преподобный выехал нам навстречу, чтобы проводить нас до деревни. Леди Квинси поприветствовала его, а затем сразу спросила, появлялись ли в Хитчем-Сент-Мартин за прошедшие день-два незнакомые люди.

– Нет, мадам, – ответил Уорли. – Не тревожьтесь. Если здесь кого-то заметят, меня сразу поставят в известность. Врасплох нас не застанут.

Мы поскакали дальше. Уорли ехал бок о бок с леди Квинси. Сейчас в нем труднее было распознать ученого мужа и особу духовного звания: на первый план вышел землевладелец, гордящийся своими угодьями – не только земляными, но и водными – и полный планов, которые он воплотит в жизнь, как только станет полноправным хозяином поместья.

– Здесь, мадам, я проложу водосток. Он будет идти отсюда… – разрумянившийся и брызжущий энтузиазмом, Уорли указал в нужном направлении хлыстом, – досюда. Таким образом мы осушим еще пятьдесят-шестьдесят акров. Когда земля высохнет, таких плодородных почв не сыщется во всей Англии.

На одном участке дорога шла вдоль берега мелкого пруда, над которым тучами кружила мошкара. Насекомые сразу же набросились на нас, особенно их привлекала белая кожа леди Квинси, и ее светлость осыпала комаров совершенно неженственными ругательствами.

От пруда к деревне вела дамба. Показалась башня, такая же приземистая, как и обитатели этих варварских, пропитанных сыростью земель. Деревенские жители наблюдали за нами из открытых дверей низких коттеджей с камышовыми крышами. Некоторые из них показывали пальцами на Стивена.

– Африканцев в наших краях еще не бывало, – сказал Уорли леди Квинси. – Большинство наших селян – коренные жители этих мест, и они сами, и их предки родились здесь. Некоторые даже до Стрэтема ни разу не доезжали, не говоря уж об Или и Кембридже.

Мы подъехали к церкви, располагавшейся на холмике, на склоне которого виднелись могилы. Напротив стоял довольно-таки большой дом, почти целиком выстроенный из кирпича. Сбоку в стене были проделаны ворота, и через них мы въехали во двор конюшни. Дальше земля шла под уклон. Там располагались хозяйственные постройки.

– Со времен моего деда почти ничего не изменилось, – произнес Уорли, обращаясь к леди Квинси. – Когда поместье будет моим, я снесу дом и выстрою новый на возвышенности за церковью, подальше от зловония навозной кучи. Господин Хэксби согласился начертить план особняка для настоящего джентльмена. Поместье будет одновременно и элегантным, и современным. Вы слышали о господине Хэксби, мадам? Он один из архитекторов, работающих над проектом нашей новой часовни в Иерусалиме.

Леди Квинси ответила неопределенным кивком. Уорли спешился и помог спуститься на землю даме. Я подозвал форейтора и передал ему Стивена с рук на руки.

Тут я почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернувшись к дому, я заметил в дверях старуху во вдовьем трауре. На нас она смотрела с неудовольствием. Одной рукой хозяйка опиралась на плечо маленькой девочки.

С грациозностью лебедя леди Квинси присела перед вдовой в реверансе.

– Госпожа Уорли. К вашим услугам, мадам.

Вдруг Стивен тихонько ахнул. Я опустил взгляд. Мальчик смотрел на девочку, а та – на него. По всей вероятности, они ровесники – обоим лет восемь-девять, не больше. Черты лица девочки показались мне смутно знакомыми, однако я никак не мог сообразить, кого она мне напоминает.

Дети, словно они отражения друг друга, одновременно вскинули руки и коснулись своих опухших шей.

Поместье в Хитчем-Сент-Мартин оказалось сырым и некомфортным. Хозяева трапезничали в выложенном каменными плитами зале с открытыми стропилами под потолком. Тут сильно пахло плесенью. Окна были малы, камин – огромен, но огонь в нем не горел, а из-за потрепанных гобеленов на стенах доносились шорох и возня крыс.

На обед нам подали рыбное рагу из вездесущих в этой местности угрей. Запить еду было нечем, кроме слабого пива. Пока мы впятером обедали, жизнь в доме била ключом: у нас над головами из невидимых нам комнат доносились шаги, кто-то разговаривал на повышенных тонах, мебель двигали и переставляли. Прибытие господина Уорли с двумя гостями и тремя слугами вызвало в доме большой переполох.

За столом прислуживала одна-единственная служанка, девочка чуть постарше Фрэнсис. Последняя сидела подле хозяйки, не отрывая взгляда от тарелки. Присутствие Фрэнсис не позволяло завести разговор о том, что госпожа Уорли, по всей вероятности, желала обсудить. По другую руку от нее сидел сам Уорли.

Сразу становилось ясно, что Фрэнсис не была хорошенькой девочкой даже до того, как ее черты обезобразил королевский порок: чересчур пухлая и неуклюжая, с непримечательными чертами желтоватого, усеянного прыщами лица и маленькими внимательными глазками. Больше я о ней ничего сказать не мог – когда госпожа Уорли велела воспитаннице нас поприветствовать, та присела в неловком реверансе, однако с момента нашего приезда девочка не произнесла ни единого слова. Я никак не мог избавиться от странного ощущения, будто я уже видел ее раньше.

Наше застолье никак нельзя было назвать оживленным. Единственным, кто много разговаривал, был господин Уорли. Пожилая леди слушала его рассказ о несчастном случае, произошедшем с доктором Бёрбро, однако ни малейшего интереса не проявляла. У госпожи Уорли выпали почти все зубы, и в результате она не столько ела рагу, сколько засасывала его, сопровождая этими звуками повествование внука.

Затем Уорли пустился в нескончаемые рассуждения о колледже Иерусалим и о поместье Уорли в Хитчем-Сент-Мартин. Только к концу обеда я задался вопросом, что заставило его трещать без умолку – необходимость заполнить паузы или волнение. Возможно, спасение Бёрбро от верной гибели и наше присутствие в родовом гнезде выбило Уорли из колеи сильнее, чем мне казалось.

Леди Квинси была необычайно молчалива. Я