– Что за нелепые заявления! – возмутился я. – Мы проделали такой путь и сильно потратились, король желает ребенку добра, и, видит Бог, девочка и впрямь нуждается в помощи, и вот теперь все мы должны потакать капризам старухи!

Я не стеснялся в выражениях, и Уорли болезненно поморщился.

– Если бы я мог что-то изменить, поверьте, я бы это сделал, – заверил он.

– Может быть, расскажете ей об ограблении и нападении на вашего слугу? Эта история интересует и других людей, не имеющих отношения к его величеству. Эти люди настроены враждебно, и вряд ли они будут так же любезны, как мы. Вероятно, тогда госпожа Уорли передумает.

Уорли с несчастным видом покачал головой:

– Вы не знаете мою бабушку, сэр. Она глуха к доводам рассудка. Особенно когда дело касается Фрэнсис.

На этой не слишком обнадеживающей ноте мы расстались. Я поднялся в отведенную мне спальню, расположенную в мансарде под самой крышей. Это помещение мне предстояло делить со Стивеном. Некоторое время я сидел у открытого окна, глядя на сад, почесывая самые легкодоступные из комариных укусов и пытаясь собраться с мыслями. Вторая половина дня выдалась ясной и не по сезону теплой. Окно выходило на фруктовый сад, и аромат яблок наполнял комнату.

Наше путешествие превратилось в кошмар. Сначала ограбление в Иерусалиме, потом несчастный случай с Бёрбро, а теперь дополнительное осложнение, вызванное упрямством госпожи Уорли. Вдобавок пожилая леди находится на собственной территории, окруженная преданными ей людьми. Едва ли мы можем обратиться в суд, чтобы принудить ее силой. К тому же у нас не хватает полномочий: король предпочел обратиться к Уорли с просьбой, а не с приказом. А неопределенный статус Фрэнсис только усугубляет положение. Девочка – никто, и в Хитчем-Сент-Мартин она оказалась при содействии леди Кларендон, но ее светлость умерла, а значит, ничем нам помочь не может.

Во всяком случае, основные моменты прояснились. Король отправил леди Квинси за Фрэнсис. Леди Кларендон поручила заботы о ребенке госпоже Уорли, вероятно исполняя волю короля, а его величество, в свою очередь, помог Ричарду Уорли достичь карьерных высот, к тому же король до сих пор в какой-то степени выступает в качестве покровителя Уорли. Происхождение ребенка по-прежнему оставалось загадкой, хотя я полагал, что девочка, скорее всего, незаконнорожденная дочь короля.

Возраст Фрэнсис и то, о чем рассказывала мне леди Квинси вчера вечером, – свидетельства того, что ребенок был зачат или родился во время пребывания королевского двора в Брюгге, когда монарх жил в изгнании на континенте. Тогда в ближний круг короля входили его главный советник лорд Кларендон, он же сэр Эдвард Хайд, и герцог Бекингем – во всяком случае, некоторое время. Наверняка Бекингему известно об этой истории, и теперь он намерен использовать ее, чтобы приобрести политический капитал, который особенно пригодится ему при попытках сокрушить лорда Кларендона. Для этого герцог отправил за нами вслед двух своих наемников – человека, известного под прозвищем Епископ, и его слугу.

В деле наметилась если не полная ясность, то хотя бы намеки на нее. Однако многое оставалось непонятным. Каковы намерения Бекингема – причинить вред девочке, возможно, даже убить ее или просто получить над ней власть? И какова роль Эдварда Олдерли? Неужели его убийство имеет какое-то отношение к грустной нескладной девочке, которая сидела с нами за обеденным столом? Что Епископ искал в квартире Олдерли? А кто такой на самом деле Горс и что означает его исчезновение? И в довершение всех бед убийство Олдерли при неясных обстоятельствах оказалось связано с именем Кэт Ловетт. Вопросы и предположения, страхи и сомнения кружились в моей голове, точно беспощадные фенские комары.

Издалека долетел чей-то смех. Я поглядел в окно. Сначала я не мог понять, откуда он доносится. Потом я заметил движение в другой стороне сада. Я пригляделся повнимательнее. Внизу мелькнуло что-то коричневое, потом что-то белое.

На лужайку выбежали двое детей. Фрэнсис в коричневом платьице гналась за Стивеном, успевшим снять камзол и туфли. Девочка была на полголовы выше мальчика и отличалась более крепким телосложением. Я подумал о том, как приятно видеть играющих детей, особенно этих двоих.

Но тут Фрэнсис кинулась на Стивена и сбила его с ног. Мальчик упал на берег ручья, обозначавшего границу фруктового сада. Прижав Стивена к земле, Фрэнсис ткнула его лицом в грязь, а потом схватила пригоршню и растерла по его волосам.

Сцена оказалась отнюдь не такой идиллической, как я полагал. Фрэнсис заливисто смеялась – куда только подевалась серьезная молчаливая девочка, которую я видел за обедом? Вот она зачерпнула еще две пригоршни грязи. Между тем Стивен извернулся и попытался встать. Фрэнсис потеряла равновесие, и почти вся грязь оказалась у нее на подоле.

Поднявшись на ноги, Стивен бросился бежать и скрылся под деревьями, девочка ринулась следом. Издали доносились ее возмущенные вопли, но потом какая-то женщина сердито ее окликнула, и Фрэнсис умолкла.

Если эта девочка и впрямь незаконнорожденная королевская дочь, почему же его величество не признал ее, как всех остальных своих детей, появившихся на свет вне брака? Одним больше, одним меньше – какая разница?

Мне пришла в голову только одна теория, объяснявшая и молчание короля, и всю эту скрытность: мать Фрэнсис – замужняя женщина.

Обоих детей ждала крепкая порка: Фрэнсис наказала служанка госпожи Уорли, а Стивена – форейтор леди Квинси. Причем недовольство госпожи Уорли вызвало и то, что девочка измазалась в грязи, и то, что предаваться веселью по Господним дням, то есть по воскресеньям, не подобает.

Госпожа Уорли пригласила и леди Квинси, и меня пойти в церковь к вечерне вместе с домочадцами. Когда мы оба отказались, хозяйка поглядела на нас с осуждением. Фрэнсис правом выбора не обладала. Горничная увела ее и переодела в серое платье из плотной ткани, висевшее на девочке как мешок.

В церковь они отправились пешком в сопровождении господина Уорли. Я надеялся в их отсутствие поговорить с леди Квинси наедине. Однако ее светлость вместе с горничной удалилась в свою комнату, предоставив меня самому себе.

Около часа я прогуливался по саду, лениво отмахиваясь от комаров, успевших досыта напиться моей крови. Позади дома земля шла под уклон. Внизу была только застоявшаяся вода и пустое болото. Надо мной с жутковатыми, словно бы потусторонними, криками летали водяные птицы.

Чем дольше я размышлял о вчерашних событиях, тем больше убеждался, что Бёрбро упал в мельничный пруд вовсе не случайно. По неизвестной причине он выступил сообщником Епископа или