другого человека, проникшего в квартиру Уорли в Иерусалиме. Но, узнав о нападении на Смита, своего старого слугу, Бёрбро рассердился. Он отправился на постоялый двор возле мельницы, чтобы лично выразить свое возмущение. Возможно, Бёрбро пригрозил двум заговорщикам разоблачением, однако в результате оказался покалечен мельничным колесом. Я ничего не мог доказать, однако косвенные свидетельства указывали на то, что все происходило именно так.

Если я прав, в беспощадности Епископа и его подручного сомневаться не приходится. Но здесь им не так-то просто будет до нас добраться. Уорли – точнее, госпожа Уорли – безраздельно властвует в Хитчем-Сент-Мартин, а единственный путь в деревню лежит через дамбу. Это не то место, через которое то и дело проезжают путешественники. Чужаки здесь сразу бросаются в глаза.

По случайности я наткнулся на Стивена во фруктовом саду. Мальчик от нечего делать бросал прутья в ручей. Я совсем о нем забыл – и все остальные, видимо, тоже. Бедный ребенок – диковинка, игрушка для богатой дамы, ему нет места ни среди других слуг, ни среди нас. Стивен – как маленькая собачка, которую гладят и с гордостью показывают друзьям, но никакого практического назначения она не имеет. А теперь он обезображен болезнью: какой модной даме нужен питомец с золотухой?

Отеки на его шее напоминали гигантские морские раковины, прилипшие к скале. Захочет ли леди Квинси оставить мальчика у себя? И если да, какая жизнь ждет маленького африканца в ее доме? Ради Стивена я надеялся, что ему не придется долго находиться под одной крышей с Фрэнсис. Если сцена в саду, свидетелем которой я стал, яркий образец ее характера, мальчику не позавидуешь.

Заметив меня, Стивен встал и поклонился. Предыдущая хозяйка – леди, выбросившая его, как ненужную вещь, когда из-за королевской хвори он перестал быть хорошеньким мальчиком, – прекрасно его вышколила.

– Стивен, – обратился к нему я. – У меня к тебе поручение – гляди в оба. Похоже, что следом за нами едут два человека. Эти люди опасны. Думаю, что они желают зла и нам, и госпоже Фрэнсис.

У мальчика перехватило дыхание.

– Кто они, сэр?

Его звонкий, по-детски высокий голос оказался для меня неожиданностью. Если зажмуриться, можно подумать, что говоришь с обычным английским мальчиком.

– Один высокий, средних лет. Когда я видел его в последний раз, он был в коричневом камзоле. А его слуга толстый. У обоих шпаги. Они почти наверняка едут верхом. Как их зовут, я не знаю.

Стивен с боевым видом огляделся по сторонам.

– Они приехали за нами сюда?

– Наверняка не скажу, но очень может быть. Они ведь проследили за нами до Кембриджа.

– Я буду начеку, господин. Обещаю.

– Я тебе верю. – Тут мне в голову пришла мысль. – Ты обедал?

– Нет, сэр. Только яблоко съел.

Я вдруг рассердился. Никому не пришло в голову узнать, не голоден ли Стивен, включая меня.

– Пошли. Найдем тебе чего-нибудь поесть.

Глава 37

После вечерни викарий ужинал в поместье. Это был жилистый суетливый человек со сгорбленными плечами и постоянно бегающими глазами. Его фамилия была Доусон. Может быть, госпожа Уорли пригласила его нарочно, чтобы мы снова не завели разговор о Фрэнсис. Нас с леди Квинси представили викарию как знакомых господина Уорли, приехавших из Лондона.

Доусон когда-то был не только членом совета колледжа Иерусалим, но и наставником Уорли. Когда срок Доусона на посту подошел к концу, бедняга оказался в отчаянном положении: будучи из семьи со скромными средствами, состоянием он не обладал. Но по счастливой случайности в Хитчем-Сент-Мартин тогда освободился приход. Уорли, обладавший правом выдвигать на должность кандидатуру по своему выбору, предложил Доусону возглавить приход. Тот с благодарностью согласился. Жалованье невелико – всего сорок фунтов в год, к тому же дом викария отнюдь не в идеальном состоянии. Но Доусон заверил, что благодаря разумному подходу к финансам и милостивому покровительству господина Уорли и его бабушки ему прекрасно удается сводить концы с концами, более того, Доусон умудрился найти жену, и теперь он содержит семью.

Все это и многое другое я узнал в первые же десять минут. Викарий тараторил без умолку, а хозяева его даже поощряли – отчасти потому, что Доусон беспрестанно восхищался их щедростью, отчасти из-за желания отсрочить разговор о причине нашего приезда и судьбе Фрэнсис. Отношения между викарием и его благодетелями находились в идеальном балансе: и та и другая сторона извлекала из них выгоду.

Горели свечи. Фрэнсис, чудом удержавшись на ногах, по очереди сделала нам всем реверанс, а затем ее отправили спать. И снова всего лишь на долю секунды в ее чертах мелькнуло что-то смутно знакомое. После того как девочка ушла наверх, мы впятером сидели в мрачном зале – там же, где проходил обед. С одной стороны во главе стола сидел господин Уорли, с другой – его бабушка, по правую руку от нее усадили викария, а рядом с ним – меня.

Напротив нас, чуть опустив голову, сидела леди Квинси. Я и раньше замечал, что ей очень к лицу сияние свечей: ее кожа приобретает мягкий насыщенный оттенок, как у цветка или дольки фрукта. Если бы не мои титанические усилия воли, я бы не сводил с нее глаз весь вечер.

– Вы прочли очень поучительную проповедь, сэр, – любезно похвалила викария госпожа Уорли: она говорила таким тоном, будто ободряла слабого ученика. – Как жаль, что наши гости не смогли пойти к вечерне! Ваши слова дали бы им немало пищи для ума.

– Какие тексты вы взяли для своей проповеди, сэр? – спросил я, чтобы поддержать не ладившийся разговор.

– «И всех объял страх»[9], – сурово провозгласил господин Доусон. – «И славили Бога». Это седьмая глава Евангелия от Луки, – прибавил он уже спокойным тоном. – О воскрешении сына наинской вдовы.

Викарий так оживился, что заерзал на стуле, и его нога задела мою. Я отодвинулся.

– Очень трогательная история. Она о сострадании Господа нашего к вдовам, – заметила госпожа Уорли. – В своей ученой речи господин Доусон объяснил, почему все мы должны трепетать перед Богом и почему вдовы в особенности должны славить Его и бесконечное милосердие, которое Он нам являет.

Что это – хитрый способ поддеть леди Квинси? Викарий снова коснулся моей ноги. Я отодвинулся еще дальше и взглянул на него. К моему удивлению, я заметил, что он сидит, повернувшись к госпоже Уорли. Если известные мне законы анатомии остались прежними, ногой меня толкал кто-то другой.

– Когда Господь повелевает сыну вдовы восстать и тот поднимается с носилок, это символизирует благословенный шанс на