Появилась даже мысль увязаться за ними. Раз уж какой-то караван всё-таки отправляется. Но Молчун быстро отмёл её. Не возьмут, а если заметят на том же караване, то решат, что он шпионит, и грохнут. Этот путь пока закрыт. Оставалось плыть по течению.

Ещё он был почти уверен, что идиоты эти сгинут не так далеко от Питера и даже до Москвы не доберутся. Никакие караваны так далеко не ходили прямым маршрутом. Они, видимо, хотят на перекладных, с пересадками. Но это будет тот ещё путь. На раздолбанных грузовиках, телегах, запряжённых лошадьми и коровами, а кое-где, в редких местах – на дрезинах по сохранившимся железнодорожным путям… Через весь материк, пять или больше тысяч километров… Да они погибнут ещё на первой тысяче. Сам он прошёл почти такой же путь. Но ему понадобилось очень много времени, и много раз он был на волоске от смерти. В обратном направлении Саша идти не рискнёт.

А может, беглецы попадутся тем самым «кочевникам», которые быстро отправят их копать котлованы и рубить лес.

И был ещё один вопрос. Что, если они поступают правильно… не потому что трусы, а потому что дело, на которое отряд собираются завтра (точнее, уже сегодня) послать… будет делом не только опасным, но и гадким? Таким, в котором нет чести участвовать.

Младший не заметил, как снова вырубился.

А открыл глаза от дикого крика в коридоре:

– Какого хера, мля?! Подъём, черти! Тревога! У нас ЧП! Вставайте, вашу мать!

Дверь чуть не слетела с петель. Вместе с Тузовским, который выглядел взмыленным и потрясал «стечкиным», в казарму ворвались все офицеры – при оружии, у половины – даже автоматы, которых они обычно с собой не таскали.

Это был не просто подъём, а подъём по тревоге, что при Младшем случалось только несколько раз, когда оборвыши начинали обстрел или совершали вылазки.

Уже совсем рассвело. День обещал быть ясным, несмотря на лёгкую облачность. Из приоткрытой форточки тянуло свежестью. Голова была тяжелая, но не болела. Только мышцы. Всё-таки после такого вечера хотелось бы отдохнуть чуть дольше.

Казарма просыпалась быстро, пинками никого расталкивать не пришлось, половина наёмников вообще спали в одежде.

Он так и не понял, кто первым обнаружил пропажу двух дезертиров, один из которых как раз был дневальным, дежурил по казарме.

Такого за всё время службы Молчуна в отряде ещё не было. Сюда никто никого насильно не тащил; даже могли не взять, если не прошёл отбор. А уйти можно было свободно, только за пару недель предупредив. Но от таких хороших на общем фоне условий – не убегали. А тут сразу двое, сговорившись, при оружии! Мысль о том, что они могли, уходя, всех перестрелять, тоже не грела.

Оружейку беглецы взломать не смогли. Унесли оружие, которое было при них (казённое), и всякую мелочевку. Да ещё кое-какие продукты с кухни. Сбежали, скорее всего, через окно. Второй этаж, не так уж высоко, хотя внизу – жёсткая мостовая. Решётки были только на первом.

Переполох поднялся страшный. Начали говорить, что сбежавшие – агенты Кирпича, но эта версия командующим сильно не понравилась, и они решили напирать на то, что у обоих случались какие-то конфликты со старшиной Богодулом, поэтому и удрали. Младший ничего не сказал, чтобы его не начали трясти.

«Это не мои проблемы».

Завтрака не было. Удалось только попить воды из чайника и съесть по паре сухарей.

Молчун открыл свой шкафчик под номером 13. Он был не суеверный и не расстроился, когда ему такой выделили. Всё там было на месте, в целости и сохранности.

Получил в оружейке свой «Вепрь», в кобуру засунул ПМ.

Почти всё снаряжение наёмники покупали себе сами. Кое-что, конечно, выдавалось на складе, но этого было мало. Поэтому первые месяцы на свою экипировку приходилось тратить свою же зарплату. Да и потом обновлять. Выручало только то, что на этот же склад можно было за половину, а то и за треть реальной цены сдавать «найденные» в вылазках предметы. В боевых походах трофеи бывали не хуже, чем в сталкерских вылазках, правда, обычно их забирали более шустрые.

Экипировался по-походному. Тактический нож. Дополнительные снаряжённые магазины, фляга. Сух-пай на два дня. Они – не выживальщики и даже не спецназ. В городе они – полиция, а за городом – каратели, если уж называть вещи своими именами. То есть те, кто собирается воевать с малочисленными нерегулярными формированиями, а лучше всего – вообще с безоружными.

Облачились в походный камуфляж, не «городской» пятнистый довоенных внутренних войск, а в лесную «цифру», woodland. В короткие летние месяцы за городом всё покрыто буйной зеленью. Да и материковая часть Питера тоже заросла порядочно – всё, что не было болотами, зеленело кустарниками, которые, смыкаясь, превращались в настоящие джунгли. Поверх асфальта, плитки, брусчатки, бетона – там, где грязевые потоки, наводнения и дожди с ветрами принесли достаточно земли, – всё было покрыто травой и камышом.

Саша надел разгрузку, нацепил наколенники. Ничего тяжёлого и сковывающего движения. Шлемы и тяжёлые бронежилеты – только у штурмового или «ударного» взвода, который уже выходил из другого крыла здания. Они встретились на лестнице. Штурмовики выглядели как настоящие звери с новыми автоматами и снайперскими винтовками.

Из взвода, к которому был приписан Александр, у половины были винтовки примерно как у него, а у самых опытных, которые не станут тратить патроны на ерунду, – «калаши». У нескольких новобранцев – гладкоствол 12 калибра, каким был раньше вооружён и Молчун (хотя эти магазинные «Тигры» и «Сайги» издалека от АК не отличить).

В армейском вещмешке – только самое необходимое, ничего лишнего. Зато много места под трофеи, которыми для «котов» могло стать всё, что не прибито гвоздями. Единственной личной вещью, которую Младший взял с собой, была его записная книжка. Даже в такой спешке, на бегу, он не забыл внести туда легенду о светлом городе Белопорте.

Саша вспомнил, как один раз в казарме, сразу после зачисления в «Бойцовые Коты», он раскрыл этот ежедневник, чтобы сделать очередную запись.

«Что за книжечка? – спросил кто-то из наёмников. Скорее всего, это был Чёрный. – Любовные переживания?».

«Путевые заметки».

«Интересно. И о чём сейчас пишешь?».

Младший в тот момент писал что-то об Уполномоченном Викторе. Чтобы не забыть.

«О плохом человеке, который скоро умрёт».

«Ты будущее предсказываешь? А от чего он умрёт?».

«Его застрелят».

«Ты, что ли? Да ты и котёнка не убьёшь».

«Может, и не я. Но люди найдутся».

Поняв, что разговор ведёт куда-то не туда,