– Я с тобой, – сказала я. Всего три маленьких слова, но в эту секунду я вложила в них все, что могла.

Джеймс долго на меня смотрел. Кажется, он понял все, что я хотела сказать этими словами. Голая паника постепенно ушла из его взгляда и сменилась уверенностью и той теплотой, с какой он смотрел на меня весь вечер.

Потом Джеймс взял мою руку, нежно сплел свои пальцы с моими и мягко сжал их.

– И я с тобой. Что бы ни случилось.

Я откинулась назад и положила голову ему на плечо.

Следующий вдох дался уже куда легче.

Мы справимся.

Джеймс

Была половина второго, когда меня испугал какой-то грохот. Я вскочил так резко, что электронная книга упала с кровати на пол, но я не обратил на это никакого внимания. Я как безумный помчался по коридору к комнате Лидии. Но, когда распахнул дверь, она всего лишь сидела на кровати и протирала заспанные глаза.

– Все в порядке? – спросил я.

Она кивнула:

– Что это было?

– Наверное, отец, – ответил я и почувствовал, как пульс сильно участился.

Я не хотел идти вниз.

Я не хотел знать, что он там снова сломал.

Мне не было до него никакого дела, черт возьми.

Хотя все во мне кричало, что я должен вернуться к себе в комнату, я все-таки направился вниз. Снова что-то зазвенело. Не знаю, что делал сейчас отец, но делал он это в столовой.

Я тихонько пробрался через коридор. Чем ближе я подходил, тем отчетливее его было слышно. Он что-то рассерженно бормотал, как будто с кем-то разговаривал. Может, с Мэри или с Перси?

Перед столовой я свернул в сторону и прижался к стене рядом с дверью.

– Тварь такая, – бормотал отец. – Тебе нельзя было этого делать.

Наморщив лоб, я придвинулся чуть ближе. С кем это он ругается?

– Я тебе этого никогда не прощу. Теперь я один с ними двумя и все делаю не так, и это, черт возьми, твоя вина! – Последние два слова он прокричал. Я выглянул из своего укрытия и успел увидеть, как он швырнул графин виски в семейный портрет над обеденным столом. Я ахнул, когда графин разбился и звон осколков эхом отдался у меня в ушах. Коричневая жидкость стекала по портрету, заливая маму, Лидию и меня. Краски начали растворяться. Мамино лицо растекалось как расплавленная восковая фигура, постепенно превращаясь в монстра. В гротескную рожу, которая издевательски смотрела сверху на моего отца и кривилась.

Злость на него, дремлющая во мне, в этот момент проснулась, и по венам побежал жар, который мог вызвать только он. Я сжал кулаки и хотел уже броситься к нему в столовую и призвать его к ответу, как вдруг что-то изменилось, отец застыл.

Я увидел со спины, как трясутся у него плечи. Потом он несколько раз, захлебываясь, глотнул воздух, колени у него подломились, и он рухнул на пол. Прямо на кучу осколков. Он прижал ладони к лицу, и тут я снова услышал эти звуки.

Мой отец всхлипывал.

Я не мог шевельнуться и стоял как вкопанный, глядя на чужие рыдания. Я вспомнил все те случаи, когда он доводил меня до слез. Я вспомнил его побои и ругань, его оскорбления и тот холод, с каким он всегда смотрел на меня. Я вспомнил день похорон, когда он давал нам указания, как следует себя вести. И о его постоянном молчании после маминой смерти.

И я заметил, что не испытываю того удовлетворения, какое хотел испытывать. Напротив, мой отец страдал. Кем бы я был, если бы в этот момент развернулся и пошел к себе в комнату?

Мне нелегко дался первый шаг, но я его сделал. Я вошел в столовую, при этом следил, чтобы не наступить на осколки, и остановился позади него. Совершенно инстинктивно положил руку на плечо отца. Рыдания его резко оборвались, и он задержал дыхание.

Как раз в тот момент, когда я уже хотел убрать руку с его плеча, он в нее вцепился. Он схватил ее почти с отчаянием, и я не отнял руку. Меня охватило странное чувство. Нечто такое, чего я не испытывал к отцу целую вечность.

Я посмотрел вверх на наш портрет. На нем руки отца лежали на плечах Лидии, а я стоял перед мамой, и она обнимала меня. Хотя краски по большей части расплывались в глазах, но я точно помню, как все было изначально. Я точно помню, каково это: быть частью семьи.

Чувство, которое сейчас зарождалось во мне, хотя и было лишь тенью того, прежнего, но я крепко за него держался.

Лидия

Мне впервые в жизни пришлось заказывать платье онлайн. Вместо того чтобы брести вдоль Бонд-стрит и заходить в каждый магазин, я сидела на кровати Руби и переключалась с одного интернет-магазина на другой. Это доставляет мне удовольствие – главным образом потому, что не приходится делать это одной, но теперь я предвкушаю радость снова пойти в мои любимые магазины, потрогать платья на ощупь и разглядеть их вблизи.

Правда, в ближайшие несколько месяцев это удовольствие станет мне недоступно. Большинство владельцев тех магазинов знают меня в лицо, и вероятность того, что они при виде моего живота все поймут, слишком высока. Ибо тогда будет лишь вопрос времени, когда об этом узнает отец.

От одной этой мысли у меня мороз по коже.

Нет, пусть уж об этом первым узнает интернет-магазин.

– А как тебе вот это? – спросила Руби, повернув ко мне ноутбук.

Я поморщила нос.

– Выглядит так, будто у закройщика ножницы съехали криво, – сказала я, водя указательным пальцем по чуть асимметричному подолу платья. – Мою маму такой крой страшно нервировал. И цвет. И немотивированная кружевная отделка на декольте.

– Ладно-ладно, – смеясь, согласилась Руби и закрыла сайт. – Тогда давай еще раз заглянем сюда. Мы дошли только до двенадцатой страницы, а их двадцать семь.

Она начала прокручивать вниз, и мы стали смотреть на появляющиеся платья разного кроя и цвета.

– А может, мне просто не идти на весенний бал? – раздумывала я вслух.

Руби тут же отрицательно помотала головой:

– Ты что, это же твой последний весенний бал, Лидия. Ты обязана пойти.

– Я просто прихожу к выводу, что уже невозможно будет подобрать платье, которое скрывало бы живот. А если кто-то догадается? – спросила я, указывая на небольшую выпуклость, которую скрывала под просторным свитшотом.

– Да мы подберем тебе платье, не беспокойся.

В голосе Руби было куда больше уверенности, чем во мне.

Хотя доктор Херст сказала, что живот у меня по сравнению с другими женщинами, ожидающими близнецов, растет медленно, я уже чувствую себя огромной. За последние недели я привыкла в школе держать сумку перед собой, а все кофты у меня теперь на два размера больше. Джеймс принес их тайком из пошивочного цеха после одного из совещаний в «Бофорт». Я впервые порадовалась тому, что дизайн школьной формы разрабатывала мама. Если бы можно было так же сделать с платьем для весеннего бала. Я уже жалею, что поддалась на уговоры Руби и Джеймса пойти туда. Притом что платье – не самая большая из моих проблем. Больше всего мне не хотелось бы видеть Грэхема вне школьных занятий.