— Вы дуетесь, мистер Бертран?

Он посмотрел на нее с удивлением:

— С какой стати?

— Вы дуетесь, сэр, потому что не считаете себя красавцем, не так ли?

— Не будьте смешной, — проворчал Джуд.

Но Марисса заметила, что шея его чуть порозовела.

— Да-да, — закивала она. — Думаю, что не считаете. И это очень хорошо, потому что я тоже так не считаю.

— Спасибо за откровенность, мисс Йорк.

Она пожала плечами:

— Я всегда стараюсь быть откровенной… Что же касается вашей внешности, сэр… Какая же женщина назовет вас красавцем? Вы слишком уж крупный и широкий. С ногами и руками, похожими на ветви огромного дуба.

— Очень точно подмечено, — проворчал Джуд.

Она провела пальцем по его подбородку.

— У вас лицо античного воина, лицо мужчины, видевшего больше сражений, чем бальных залов, И руки ваши больше подходят дня боя, чем давя игры на фортепиано.

Джуд отвернулся.

— Я разбит окончательно.

— Хотя вас никак не назовешь хорошеньким, мистер Бертран, — продолжала Марисса, — я все же хочу вас больше, чем когда-либо желала какого-нибудь красавца. Вы очень сильный, и я, глядя на вас, чувствую себя ужасно слабой, сэр.

Она попыталась провести ладонью по его щеке, но он отступил на несколько шагов.

— Ничего у нас с вами не получится, Марисса. Я допустил ошибку. Я желал вас и думал, что вашего ответного желания будет достаточно.

— А его недостаточно?

— Да, разумеется. Явно недостаточно. Теперь я понимаю, что хочу большего.

Марисса знала, что делать. Давно уже знала. Но она еще не могла решиться на это и, пристально глядя на Джуда, собиралась с духом.

А он, немного помолчав, с горечью в голосе продолжал:

— Какое-то время, в юности, мне вполне было достаточно того, что я незаконнорожденный сын герцога. Меня везде охотно принимали, потому что видели во мне нечто необычайное, пожалуй, даже экзотическое… Я ничего против этого не имел и в конце концов привык к подобной роли. Настолько привык, что пытался завоевать вашу любовь таким же образом. Вы понимаете, о чем я?.. Но сейчас для меня все изменилось, я понял, что больше не являюсь побочным сыном герцога. Я мужчина, и я требую большего, — добавил Джуд уже не с горечью, а с гневом в голосе.

Однако гнев его нисколько не испугал Мариссу, так как она точно знала, что сможет дать ему все, чего он желал. Она снова к нему приблизилась и шепотом спросила:

— Ты требуешь любви?

— Да.

Она прижала ладонь к его груди.

— И еще ты требуешь уважения, не так ли? И хочешь, чтобы тобою восхищались, верно?

Джуд закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.

— Кроме того, ты потребуешь также и чувственности. Я права?

— Ты говоришь глупости, Марисса.

Она положила руки ему на плечи и прижалась щекой к его груди. Сердце Джуда гулко колотилось, и казалось, что оно билось все быстрее и быстрее.

Тихонько вздохнув, Марисса прошептала:

— Я любою тебя, Джуд.

— Не говори так, mon coeur. Не надо.

— Я люблю тебя, и я безумно хочу тебя.

— Это просто похоть, — возразил он чуть хрипловатым голосом. — Всего лишь похоть, не более того.

— А как же мое неуемное желание постоянно говорить с тобой, выслушивать твои мнения по тому или иному поводу? Это тоже похоть? Признаю, Джуд, я недооценивала тебя. И оттолкнула тебя своими оскорбительными словами… А теперь ты делаешь то же самое со мной, ты отталкиваешь меня. Поверь, я люблю тебя как мужчину. И хочу, чтобы ты стал моим мужем.

— Но, Марисса…

Он взял ее за плечи, собираясь то ли прижать к себе, то ли оттолкнуть. И казалось, он сам не знал, что намеревался сделать.

— Я хочу, чтобы наша с тобой помолвка была настоящей, — продолжала Марисса. — Хочу, чтобы ты сделал меня своей женой. Поверь, другой мужчина мне не нужен, ни один из тех, с которыми я танцевала и на которых заглядывалась.

Джуд снова сделал глубокий вдох. В какой-то момент Мариссе показалось, что он хочет что-то сказать, однако он молчал.

— Я тебе все еще нравлюсь? — спросила она, зажмурившись, и затаила дыхание в ожидании ответа.

Но Джуд по-прежнему молчал. Стараясь прижаться к нему покрепче, Марисса прошептала:

— Джуд, пожалуйста, не молчи. Скажи, я нравлюсь тебе хоть немного? — Она прижалась губами к его шее и тут же почувствовала, как он вздрогнул. — Джуд, ты пожинаешь то, что посеял. Ты дразнил меня, демонстрируя свое обнаженное тело, а теперь я хочу обладать твоим телом.

— Довольно! — рявкнул он, решительно отстраняя ее. — Черт возьми, меня не надо дразнить! Я и так каждую ночь выдерживаю отчаянную борьбу с собой, меня влечет к тебе постоянно.

Марисса прекрасно его понимала, потому что испытывала то же самое, во всяком случае — в эти мгновения.

— Так возьми же меня, — прошептала она.

— Нет, Марисса. Возможно, ты изменишь свое отношение ко мне — и что нам тогда делать? Пойми, я отказываюсь жить с тобой долгие годы, постоянно видя укор и сожаление в твоих глазах.

— Глупости, Джуд. Не болтай глупости! Ты когда-нибудь видел, чтобы я сожалела о чем-либо?

Немного подумав, он ответил:

— Мне кажется, ты сожалела о том, что у тебя произошло с Питером Уайтом.

— Ну, это правда. Но если точнее, то я сожалела о неудаче Питера Уайта, вернее, о том, что он оказался ничтожеством. — Марисса могла поклясться, что Джуд едва заметно улыбнулся. — Ты ведь не дашь мне повода для сожалений, правда, Джуд?

— Я разочарую тебя бесчисленное количество раз. Разочарую во многих отношениях.

Покачав головой, Марисса потянулась к завязкам своего халата.

— Я ужасно ограниченная, Джуд. И если ты сделаешь меня счастливой хотя бы в постели, то чего же еще мне желать?

— Не делай этот! — воскликнул Джуд, заметав, что она развязывает бантики на халате.

В следующее мгновение она распахнула на себе халат. Джуд нахмурился и снова отступил на шаг:

— Пожалуйста, не делай этого, Марисса.

— Не будь трусом, — ответила она, сбрасывая с себя халат.

Впервые в жизни Марисса предстала перед мужчиной совершенно обнаженная. На мгновение у нее возникло желание прикрыть наготу руками, но она все же сдержалась. Марисса твердо решила; уж если она не сможет заставить Джуда полюбить ее, то тогда использует свое тело, поступит так, как когда-то собирался поступить он.

Окинув ее взглядом, Джуд судорожно сглотнул. Затем шагнул к двери. Он был уже в нескольких метрах от порога, но тут Марисса, бросившись к выходу, преградила ему дорогу. И теперь она снова стояла прямо перед ним. Стояла обнаженная.