— Не знаю. Проем ведь закрылся. Но там был старый каменный столб, к которому привязывают лодки. Я попробую.

— Хорошо…

Фацио снова замолчал. Казалось, он забыл про Джулию и полностью погрузился в свои мысли. Она подалась вперед:

— Сеньор, скажите, ради всего святого, откуда ваши раны?

Он будто не слышал.

— Сеньор… Ведь вы неуязвимы ни для болезни, ни для клинка. Тогда что это? Что вытянул из вас Лапушка?

Фацио молчал. Джулия тронула его руку:

— Я не заслуживаю вашего доверия?

Он мягко сжал ее пальцы, поднес к губам, но Джулия тотчас выдернула руку и едва не подскочила на стуле от неожиданного резкого звука дребезжащего колокольчика. Снова и снова.

Фацио улыбнулся:

— Это слуги. Вероятно, принесли завтрак. Забери у дверей.

Получилось, будто нарочно, но ничего не оставалось. Джулия вышла, забрала тяжелый поднос и с облегчением поставила на кровать. Первым делом взяла миску с курятиной и подозвала Лапушку. Тот подскочил, словно на пожар, и принялся неприлично громко чавкать с радостным поскуливанием.

Джулия перенесла поднос на сундук у кровати, подоткнула Фацио подушки и подала стакан молока. Он сделал глоток и отставил бокал:

— Не хочу. Поешь сама.

— Но вам тоже нужно поесть. Дженарро я покормлю, когда он придет в себя. Если Мерригар разрешит.

Как же не хватало здесь Альбы… Джулия сидела возле Фацио, а Дженарро попросту был брошен. Ей так казалось. Джулия налила себе молока, подняла салфетку с блюда с выпечкой и заметила сложенную вдвое бумагу.

— Сеньор, здесь какая-то записка.

Фацио развернул бумагу, пробежал глазами. Его лицо неожиданно прояснилось.

— От управителя. Ступай сейчас же во внутренний двор.

Она насторожилась:

— Зачем?

— Ступай немедленно! — прозвучало приказом.

Джулия поднялась, оправила юбку:

— Хорошо, сеньор.

Она не понимала, что все это значило. Сердце колотилось, дыхание сбивалось. Больше всего она боялась снова пересечься с тиранихой. Но зачем во двор?

У выхода толпились слуги. Джулия шагнула в колоннаду, сощурилась на солнце, прикрыв глаза рукой, чтобы они привыкли к яркому свету. И тут же застыла. Ноги предательски подвело. Джулия бессильно оперлась о колонну, боясь, что глаза обманывают, закрыла рот ладонью:

— Нянька Теофила!

Глава 51

Джулия не верила своим глазам. У чаши фонтана, ревностно прижимая к груди холщовый узелок и накрытый полотном сундучок, стояла нянька Теофила. Щурилась на ярком солнце. Клубнично-красная, в неизменном белом покрывале. Но сейчас оно было уже несвежим с дороги и несколько неопрятным. Но разве все это имело значение?

Джулия подалась вперед:

— Нянька Теофила!

Она подбежала, обняла старуху, повиснув на мясистой шее. Окутал знакомый запах пота и кислого молока. От няньки пахло домом, спокойствием. И дальней дорогой. Каким же счастьем было прижаться к мягкой теплой груди. Внутри все запело, Джулия будто захмелела от переполняющей радости. Аж зазвенело в ушах, а сердце заходилось часто-часто, и никак не могло успокоиться.

Нянька обхватила ее одной рукой:

— Горлинка моя! Деточка! Господь всемогущий, похудела!

Она уже ревела, шумно хлюпала носом.

Джулия подняла голову, расцеловала Теофилу в обе щеки:

— Как же ты здесь, нянюшка?

Впрочем, вопрос не требовал ответа — все было ясно. Фацио… Несмотря на опасливый отказ. И как же Джулия была благодарна ему в эту минуту. Это чувство было сложно даже выразить словами. Лишь теплело и трепыхалось в груди. Он держал обещание. Так, как мог. Он сумел понять, насколько эта старуха важна… В няньке Теофиле будто сосредоточился целый мир, и одно только ее присутствие уже все переворачивало и меняло. Отныне все пойдет иначе. Джулия ощутила себя стократно сильнее, значимее, весомее. Будто за ее спиной появилась надежная и нерушимая опора. Как же ее не хватало! Словно все это время в том сокровенном месте, которое занимала в сердце нянька Теофила, зияла холодная зловещая дыра. И как же она была благодарна Фацио, что тот поступил по-своему.

Нянька обслюнявила щеку горячими губами:

— Твой жених вытребовал с сеньора Амато все, что тебе причитается. — Она убрала с сундучка полотно, тряхнула его — внутри грузно звякнуло. — Все, до последней монеты. И драгоценности вашей покойной матушки, поделенные между тобой и сестрой. У ворот — обоз. Мебель привезли и все, что в покоях было. Книги, посуду, серебро. Даже портьеры. — Нянька восторженно покачала головой: — Еще не видала я, чтобы сеньора Амато так ободрали! Это дорогого стоило! — Она тут же помрачнела, отвела глаза, пробормотала, едва слышно: — Видать, впрямь, чудовище…

Джулия покачала головой, с трудом сдерживая смущенную улыбку:

— Он не чудовище, нянюшка. По крайней мере… пока.

Нянька цепко вглядывалась маленькими глазками, с пониманием кивала. Но это понимание было совсем не тем.

— Все знаю, горлинка моя! Как худо с тобой здесь обращаются. Особенно эта, — Теофила делано сплюнула, — прости, Господь! Тираниха! Но я грудью встану! Не дам тебя больше в обиду, моя деточка!

Джулия отстранилась, пораженная:

— Откуда ты знаешь?

Нянька рассталась, наконец, с тяжелым сундучком. Поставила его на бортик фонтана, и сама уселась рядом. Утерла взмокшее лицо кончиком покрывала, шумно выдохнула:

— Пекло смертное! Так и заживо свариться недолго!

— Нянюшка!

Старуха глянула исподлобья:

— К воротам иди. Там твоя растяпа. Прячется, войти боится.

— Кто? — Джулия даже тряхнула няньку. — Альба?

Теофила устало кивнула и замахала на себя руками. Будто опомнившись, зачерпнула ладонью воду из фонтана и с жадностью выпила, фыркая.

— Кто же еще?

Джулия охнула:

— Нянюшка, здесь сиди и никуда не двигайся без меня. Все поняла? И никого кроме меня не слушай!

Та вновь утерлась покрывалом, подслеповато огляделась и кивнула в сторону колоннады:

— Дай хоть под навес в тень зайти. А то, воротясь, найдешь одни уголья.

Джулия торопливо кивнула и побежала к воротам.

Альба жалась к возу с обернутой холстиной мебелью. Пряталась. Увидев Джулию, разрыдалась и кинулась в ноги:

— Сеньора моя! Уже и не надеялась вас увидеть!

Джулия подняла ее, обняла:

— Альба, что стряслось? Где ты была?

Та зарыдала еще пуще. Терла нос, и от этой истерики не могла даже говорить. Наконец, взяла себя в руки.

— Глупая я, сеньора! Глупая! Ждала я вас в покоях, а вас все нет и нет. Уже и на сердце неспокойно сделалось. Как назло и Лапушка бесился. А потом пришла служанка и сказала, что вы у ворот меня ждете. Вас