так долго не было, что я тотчас пошла. Вышла за ворота, а назад уже не пускают. Говорят, не велено. Приказали прочь идти. Стража пиками гнала. Грозили собак спустить.

Джулия вновь обняла ее:

— Бедная моя. Не плачь, ты ни в чем не виновата.

Та утерла нос:

— Я спустилась по дороге, чтобы стража меня не видела. Там и ночевала под деревом. Меня нянька Теофила из окна кареты заметила. Узнала.

Джулия опустила голову от горького сожаления: что же она за сеньора, раз не может вступиться за своих людей? За тех, кто дорог и предан? Это безответственно и недопустимо! Такого больше не будет! А с сундучком Теофилы все приобретало… иной оборот. Даже если тираниха устроит истерику.

Джулия взяла Альбу за руки, крепко сжала:

— Больше тебя никто не выгонит, слышишь? Обещаю.

Та закивала:

— Спасибо, сеньора.

— Иди за мной. И не выполняй ничьих распоряжений, кроме тех, что отдаю лично я. Поняла?

— Да, сеньора.

Джулия пошла к воротам. Управитель, руководивший разгрузкой возов, почтительно поклонился:

— Сеньора Джулия, все вещи будут доставлены в ваши покои, если вы не пожелаете дать иных распоряжений.

Она остановилась:

— Благодарю сеньор Пиротто. Несите в покои.

Он вновь поклонился:

— Желаете распорядиться о чем-то еще?

— Да. В моих покоях нет личной прислуги. Я хочу, чтобы вы подобрали толковых девушке из города. Не из дома, сеньор Пиротто, и не тех, кто служил у сеньоры Антонеллы. Это возможно? Или необходимо получить одобрение сеньора Фацио?

Управитель улыбнулся:

— Одобрения сеньора не потребуется.

Джулия кивнула:

— Хорошо. Альба назначается старшей над моей прислугой. Она отберет девушек.

Джулия чувствовала себя странно. Эта неожиданная смелость пьянила и одновременно пугала. Вернувшись во внутренний двор, она почти ожидаемо застала тираниху, которая терлась возле няньки Теофилы.

Вместе они представляли странное зрелище: грузная объемная Теофила, завернутая в рулоны белой и серой мятой ткани, и хрупкая, черная, почти звенящая от изящества сеньора Соврано. Словно огромный придорожный валун и беспокойная лупоглазая стрекоза с лопастями полупрозрачных крыльев. Рядом с краснолицей оплывшей старухой тираниха выглядела еще стройнее, еще белее, еще безупречнее. Идеальной до звона в ушах, до зубовного скрежета. И именно сейчас эта восхитительная красота не стоила ровным счетом ничего. Она не была даже легким облачком, имеющим хоть какие-то осязаемые очертания. Порыв ветра. Бесполезное дуновение. Иллюзия. Отраженный солнечный блик.

Нянька Теофила представлялась на фоне такого соседства совсем безобразной. Старой, краснолицей, бесформенной, тяжелой и нелепой. Но при одном взгляде на нее сердце наполнялось теплом. Она была прогретой землей, теплой водой в ручье, спелым наливным яблоком. Огнем очага, добрым спокойным сном…Она была всем тем, что важно и ценно. Она умела любить и одаривать своей любовью. Тираниха не стоила даже мизинца этой неграмотной неказистой старухи.

Когда сеньора Соврано заметила Альбу, едва сдержалась. Но виду не подала, иначе пришлось бы признать, что это дело ее рук. Лишь задрала подбородок:

— Что здесь происходит?

— Привезли мои вещи из Лимоза, сеньора.

Та брезгливо кивнула на Теофилу:

— И это?

— Это моя няня.

Тираниха поджала розовые губы:

— И вы намереваетесь поселить это кошмарное чудовище в моем доме?

Джулия улыбнулась:

— Во-первых, сеньора Антонелла, в доме вашего сына. А во-вторых… в этом доме уже достаточно одного чудовища.

Тираниха побледнела, глаза лихорадочно сверкнули. Она бы с удовольствием вновь влепила Джулии пощечину, но теперь отчего-то не решалась.

— И все это, разумеется, сотворяется именем моего сына…

Джулия покачала головой:

— Нет, сеньора, моим именем. Я имею полное право на соответственные моему положению покои и собственный штат прислуги. И вы не можете меня этого лишить. Это не дерзость или непочтение. Всего лишь бытовая необходимость, которой я была лишена.

Тираниха изогнула безупречную бровь:

— Я не стану платить вашей собственной прислуге, моя милая.

— А разве это делаете вы? — Джулия подняла голову. — Вы всего лишь распоряжаетесь деньгами своего сына. Едва ли вы содержите свой штат из своей вдовьей части. Я же, при необходимости, готова содержать свою прислугу сама.

Тираниха молчала, лишь кривила губы. А на шее, у самой шемизетки, стали проступать яркие розовые пятна. Она махнула рукой стоящей неподалеку Доротее и торопливо ушла в дом.

Нянька Теофила вновь зарыдала. Стояла, покачивая головой, глаза стали совсем крошечными. Она снова кинулась с объятиями:

— Деточка моя! Какая же ты стала!

Джулия насилу вырвалась:

— Не здесь, няня. Поднимемся в дом.

Теофила сидела на стуле посреди комнаты, обмахивалась кончиком покрывала и с интересом осматривалась. Старухе надо отдохнуть, выспаться, поесть. Джулия окликнула Альбу, заранее готовясь выслушать волну увещеваний. Кто бы мог подумать, что той придется выхаживать Дженарро, которого она терпеть не может. Но от желания Альбы здесь мало что зависело.

— Альба, смени платье, быстро перекуси в кухне. Когда вернешься, пойдешь со мной.

Та кивнула:

— Хорошо, сеньора. Куда?

— На половину сеньора Фацио. Дженарро ранен, ему нужен уход. Я могу довериться только тебе.

Джулия напряглась, ожидая заломанных рук и нытья. Но на лице Альбы отразился совершенный ужас:

— Как ранен? Что с ним, сеньора? Что случилось?

— Серьезная рана…

Альба покачала головой, прижимая ладонь к груди:

— Я не пойду в кухню, сеньора! Только переоденусь! Я мигом!

Глава 52

Когда Джулия и Альба вошли в покои Фацио, у Дженарро сидел Мерригар. Он только что сменил повязку и щупал лоб больного. Поднялся, приветствуя. Альба пронеслась бесцеремонным порывом ветра и тут же, без позволения, заняла освободившийся табурет, даже несмотря на то, что ее госпожа стояла. Склонилась над раненым. Поглаживала его руку, всматривалась в спокойное лицо с закрытыми глазами. Лекарь с недоумением посмотрел на нее и многозначительно повел бровями.

Джулия заглянула в сумрачное лицо медика, боясь услышать дурные вести:

— Маэстро Мерригар, как он?

Тот поджал губы:

— Лучше, чем я предполагал, сеньора. Много лучше, чем можно было надеяться. Молодость — хороший лекарь. Жар почти отступил, а рана… даже схватилась. Что, признаться, для меня непостижимо. Передайте сеньору Фацио, что его слуга будет жить. В этом нет никакого сомнения. Можно немного покормить его крепким бульоном или пресной кашей, когда он придет в себя. Вина лучше не давать, только немного чистой воды.

Джулия облегченно выдохнула, посмотрела на Альбу, которая повернула голову и внимательно вслушивалась в разговор.

— Благодарю, маэстро Мерригар. Сеньор Фацио будет признателен за ваши труды.