– Прекрати истерику! – кривясь, будто от зубной боли, попросил Пахомов.

– А Людка, Людка-то при чем?.. А Кирюшка?..

И она снова рухнула головой на скрещенные на столе руки и зарыдала. Боря налил в стакан воды, заставил ее выпить и потащил в ванную.

– Умойся, я сейчас валерьянки тебе накапаю.

Он вернулся через пару минут с рюмкой и сигаретой. Наташа сидела на ванне, скрючившись, зареванная, бледная.

– На, выпей, покури.

Она отвела его руку.

– Я в туалет.

Боря механически закурил и присел. Сердце будто сдавило ледяной рукой, а в голове крутилась всего одна мысль: кто заказал? Неужели из-за того, что они влезли в лесной бизнес? Кому именно перешли дорогу?..

Он и не заметил, как выкурил вторую сигарету. Наташа все не выходила. Он подошел к туалету, постучал.

– Наташ, как ты там? Выходи.

Дверь открылась, и она, бледная, как бумага, держась за косяк, еле слышно прошептала:

– У меня выкидыш…

Пахомов замер, но уже через пару секунд подхватил ее на руки и побежал в спальню, крикнув по пути:

– Юра, машину, срочно! Нашу не бери, такси, или кого-нибудь поймай!

Он лихорадочно оделся, схватил дубленку жены, прямо в кровати натянул ей сапоги.

– Ты почему молчала?

– Второй месяц всего…

– О господи! Ну, за что?..

Когда, с Наташей на руках, Пахомов выходил из квартиры, в глазах у него стояли слезы.

Она пролежала в Снегиревке чуть больше недели.

Борис приходил каждый день, приносил фрукты, соки. Садился рядом и молчал. Она тоже молчала. Истерик больше не было.

Врач говорил, что лишь дважды видел ее заплаканной. Принесенный в палату телевизор она не смотрела, ничего не читала, целыми днями лежала, молча уставившись в потолок или в стену.

Ольга Павловна навещала ее ежедневно, один раз привезла Димку, но и с ними Наташа не разговаривала.

Хоронили Свиридовых на пятый день после гибели. У Пахомова не было сил заниматься подготовкой траурной церемонии, все организовал Новоселов. Маленькая церковь на Серафимовском кладбище еле вместила всех желающих присутствовать на отпевании.

Единственной близкой родственницей погибших оказалась мать Людмилы, Раиса Семеновна. Родители Андрея умерли один за другим несколько лет назад, его первая жена с новым мужем и матерью полгода как эмигрировали в Америку. Боря едва нашел в себе силы выразить соболезнование стоящей у гроба Людмилы безутешной женщине. Она кивала сквозь слезы всем, кто подходил и, кажется, не узнала Пахомова. Сам он с каменным лицом принимал соболезнования от многих знакомых, пришедших проводить Андрея в последний путь.

Когда два больших гроба и один маленький опустили в могилы и начали засыпать землей, он не выдержал, отошел на несколько шагов от собравшихся, и заплакал.

Рядом послышался голос тещи:

– Горе-то какое, Боренька! Все трое в одной могиле, даже тринадцатилетний мальчик…

Она осторожно погладила его по руке. Он резко обернулся и, глядя в пространство мутными от горя глазами, отчетливо выговорил:

– На его месте должен был быть я…

– Боренька, ну что вы! – испугалась Ольга Павловна.

Он стоял, как каменный. Немного подождав, теща протянула ему платок.

– Пойдемте, Боря, надо попрощаться, неудобно…

Выписавшись из больницы, Наташа сразу попросила отвезти ее на кладбище.

Шел снег. Они купили у притоптывающей от холода старушки все ее цветы и двинулись по центральной аллее. Наташа уцепилась за локоть мужа, шаги ее становились все медленнее.

– Тебе плохо? – с тревогой спросил он.

– Мне страшно. Страшно увидеть ее могилу…

Свежие обложенные еловыми ветками холмики уже припорошило снегом. Возле трех деревянных крестов стояли фотографии, обернутые в целлофан, громоздились венки.

– Мы сделаем один большой памятник, как только земля осядет, – сказал Борис, собирая замерзшие цветы и кладя свежие.

– А им-то не все равно? – устало спросила Наташа, вытирая слезы и присаживаясь на простую деревянную скамью.

– Родная, не заводись снова.

Они посидели молча несколько минут, затем Наталья встала, смахнула снег с фотографии подруги, прошептала: «Прощай, Людка» и направилась к выходу с кладбища.

Дома она сразу прошла на кухню. Борис хмуро смотрел, как жена достает из холодильника водку и режет хлеб.

– Поминать будешь? – спросила она. – Я еще не поминала.

Боря наполнил рюмки, они выпили, не чокаясь и ничего не говоря. Пахомов закусил хлебом, Наташа не закусывала. Выкурив сигарету, сама налила по второй.

– Земля им пухом…

Она опрокинула водку в рот, отломила корочку хлеба, пожевала.

– Напиться решила? Давай вместе.

Они опустошили бутылку за каких-нибудь двадцать минут. Вместо закуски курили. Пахомова водка не брала, только глаза кровью налились, а Наташа быстро опьянела. Слезы катились по щекам, изредка всхлипывая, она смахивала их ладошкой.

– Мы с Людкой двадцать лет вместе, с пятого класса, у меня подруг больше нет, одна она!..

– У меня тоже только Андрей был, остальные так, приятели.

– Милиция выяснила, кто машину взорвал?

– Исполнителей вряд ли найдут, а вот кто заказчик, мы и без ментов вычислили. Некому просто больше, но ведь не докажешь!

– Ну и что дальше?

– Валера сказал, найдет способ отомстить.

Наташа перестала всхлипывать и с ужасом уставилась на мужа.

– Господи! Во что ты ввязался?.. Ты хоть видишь, какие люди вокруг тебя? У твоего Новоселова рожа, как у бандита, про его бычар и говорить нечего. Им, наверное, человека убить – раз плюнуть!

– А ты хочешь, чтобы этот Пименов безнаказанным остался?

– Кто такой Пименов?

– Лес он за границу продает. Это у него из-под носа мы перехватили крупные участки под вырубку. Он взяток надавал, уже прибыль считал, а мы решили вопрос на более высоком уровне. Пименов огромный куш в валюте потерял. Этим вопросом Андрей занимался, и как оказалось, Пимен ему уже угрожал. Я был не в курсе, это только сейчас выяснилось. Валера предлагал Андрюхе охрану, но тот отказался. Как видишь, зря… Кстати, нам Новоселов советовал на время из города уехать, пока они не разберутся.

– Как разберутся?! – крикнула она. – Ты закажешь Пименова, а потом закажут тебя, или меня?..

– И все-таки уехать придется. Давай махнем куда-нибудь в тропики на пару недель?