– Приехать в Нью-Йорк? – Серена некоторое время обдумывала сказанное. – Ты с ума сошел?

– Угу. И ты тоже. Тебе здесь скучно. Возьми отпуск. Приезжай ко мне.

Серена посмотрела на Спенсера так, словно пыталась обнаружить подвох.

– А что потом?

– А потом я приеду к тебе. Будем ездить по очереди.

– Это звучит так… культурно.

– Это не будет культурно, поверь мне.

Однако Серена не засмеялась. Она ошеломленно молчала.

– Мы провели вместе всего ночь.

– Да. Одну весьма потрясающую ночь.

Серена смягчилась.

– Это верно.

– У нас их могло бы быть больше.

– Я вот что тебе скажу. – Спенсер вновь наклонился, чтобы поцеловать Серену, пообещав себе, что это точно в последний раз. – Когда будешь готова, открой конверт. – Вложив конверт ей в руки, он долго смотрел на нее. – До свидания.

Серена подняла на него глаза.

– Ты разрываешь со мной отношения?

– Конечно, нет.

– Хорошо. Потому что я всегда первой даю мужчинам отставку.

Спенсер улыбнулся, и его сердце сжалось от боли при виде замешательства на лице Серены.

– Хочешь дать мне отставку, пока я не уехал? Тебе станет от этого легче?

Глаза Серены заблестели.

– Заткнись, Спенс!

Спенсер нежно погладил ее по голове и улыбнулся. И, несмотря на то что было ужасно трудно это сделать, он развернулся и вышел.

Эмма проснулась в крепких объятиях Стоуна. Не слишком плохой способ просыпаться. Поздно ночью они приехали к ней домой и каким-то образом оказались в душе.

Вместе.

А потом в ее постели.

Стоун все еще крепко спал, поэтому Эмма наклонилась, прижалась носом к его шее, чтобы вдохнуть исходящий от Стоуна аромат, а потом посмотрела на его лицо. Он обладал самыми длинными на свете ресницами – густыми и черными как смоль. Подбородок покрывала трехдневная щетина. Эмма помнила, как ей хотелось ощутить ее прикосновения к своей коже, и теперь знала, каково это.

Восхитительно.

Обычно она спала одна и не могла припомнить случая, чтобы просыпалась вместе с мужчиной. Стоун лежал так близко, что она чувствовала неспешное и ровное биение его сердца. Будь она любительницей нежностей, то непременно прижалась бы к нему еще крепче.

Не успела Эмма подумать об этом, как Стоун сомкнул объятия. Он судорожно вздохнул во сне, зарылся лицом в ее волосы и снова затих.

Она уезжает. И он к ней приедет. Эмма знала это. Но она также знала, как противен ему ее мир. Эмма не понимала, откуда взялась эта мысль, но она вдруг стала очень важной.

Ее мир.

Эмма не думала о нем какое-то время… И тем не менее она вернется туда завтра.

Раздался стук в дверь. Взглянув в последний раз на потрясающего мужчину в своей постели, Эмма осторожно высвободилась из его объятий, надела спортивный костюм и пошла открывать. На пороге стояла Серена в черной юбке, белой блузке и темных очках. Ее нос был привычно вздернут.

– Серена. – Эмма провела рукой по растрепанным волосам. – Проводила Спенсера?

Серена заморгала, и на мгновение на ее лице возникло… виноватое выражение.

– Что?

– Ты отвезла его в аэропорт?

– О! Верно… – Ее лицо озарила улыбка. – Да. Ему понравилась… поездка.

– Хорошо. – Она выглядела и говорила как прежняя Серена – красивая и острая на язык, – но все же что-то было не так. Эмма сняла с глаз Серены очки и чуть не попятилась назад, ошеломленная выражением ее глаз. – Что случилось?

Серена покачала головой и отвернулась.

– Если это не деловой визит, я возвращаюсь в постель.

– Ладно, хватит пугать. – Серена вновь повернулась к Эмме, и та вопросительно вскинула бровь. – Он позвал меня в Нью-Йорк. Он, конечно, сумасшедший, но я просто хочу, чтобы ты знала: я… обдумываю это предложение.

– Спенс?

– Нет, почтальон. Да, Спенс! Проснись уже наконец.

– Спенс позвал тебя в Нью-Йорк.

– Да. – Серена сунула Эмме в руки сумку. – Лучшие круассаны в этой части Калифорнии.

– Это взятка?

– Да. Она самая.

– А если я скажу, что ничего не имею против вас со Спенсом и никогда не имела, я могу оставить себе круассаны?

На лице Серены отразилось облегчение.

– Значит, по рукам? Я стану стервозной особой, ты останешься занозой в заднице, и все будет по-прежнему?

Эмме вовсе не хотелось размышлять над тем, как ее только что назвали, поэтому она откусила от круассана и едва не вознеслась на небеса.

– Как бы там ни было, все останется по-прежнему.

Когда Серена ушла, Эмму обхватила пара сильных рук и прижала к теплой груди.

Эмма развернулась и посмотрела на Стоуна.

– Я рад, – тихо произнес он, и от его хрипловатого спросонья голоса в самых чувствительных местах Эммы закололо.

– Чему?

– Тому, что ты не против их со Спенсером отношений.

Эмма просто наслаждалась теплом тела Стоуна и вдыхала запах его кожи. Могла ли она просыпаться вот так каждое утро и не уставать от этого?

– Наш последний день, – прошептал Стоун, обнимая Эмму. – Верно?

– Да.

Она уезжает завтра, несмотря ни на что. Эмма ждала, что Стоун скажет что-нибудь или попытается ее отговорить, но вместо этого он втащил ее внутрь, захлопнул дверь, а потом прижал к ней Эмму, подняв ее руки высоко над головой, и принялся целовать. Господи, эти губы. Эти горячие, требовательные поцелуи…

– Люблю, когда ты так мурлычешь, – пробормотал Стоун, не прерывая поцелуя. – Я не смог сдержаться, когда ты издала этот звук вчера ночью. Ты знала об этом?

Эмма улыбнулась и легонько потерлась о его тугую плоть.

– Вернемся в постель?

– Зачем идти так далеко.

– Значит, нет?

– Нет.

– Тогда останемся здесь? – еле слышно спросила Эмма.

– Да. О да.

С губ Стоуна сорвался тихий стон, когда Эмма вновь о него потерлась. Схватив ее за бедра, Стоун обернулся через плечо и заметил небольшой столик, на который Эмма бросала ключи и сумочку. Развернувшись, он посадил ее на столик, а потом просунул руки под ее кофту и сжал ладонями груди.

– Стоун. – Возбуждение охватило Эмму неожиданно быстро. – Не думаю, что он выдержит.

– Выдержит. – Стоун быстро и ловко освободил Эмму от наспех надетого костюма.