И это было плохо. Очень, очень плохо. Ее колени подгибались, а тело требовало действий.

– Твои глаза закрыты. Что дальше? – спросил Стоун.

– Быть терпеливой.

– И…

– Не слишком напряженно думать. Следовать своим инстинктам, – послушно повторила Эмма. – Но мои инстинкты…

– Что они тебе говорят?

– Ничего.

– Лгунья, – мягко укорил ее Стоун, глядя из-под отяжелевших век. Его губы все еще блестели от поцелуя, а руки… Они лежали на ее ребрах, а кончики пальцев почти касались груди.

– Виноват поцелуй, – произнесла Эмма. При этом ее голос слегка дрожал.

– В чем?

– В том, что я потеряла голову. Послушай, тебе нужно отойти.

Однако Стоун лишь улыбнулся и еще крепче прижал Эмму к себе. Ее тело начало посылать тревожные сигналы, но она поплыла по течению, подхваченная потоком страсти. Нехорошо. Очень нехорошо. Она будет скучать по Стоуну. Очень скучать. И эта мысль совсем не успокаивала. Ей будет не хватать его шуток, его голоса, взгляда.

– Стоун.

– Эмма, – нежно произнес он.

– Хорошо. – Эмма погрузила пальцы в волосы Стоуна и сжала их в кулаки. – Знаешь что? Делай что задумал. А я буду следовать своим инстинктам.

– Звучит здорово. И что же они тебе говорят?

– Требуют, чтобы я занялась сексом здесь и сейчас. – Эмма ударила Стоуна по груди, когда в его глазах вспыхнуло торжество. – Только знай: мы не будем обмениваться нежностями. Не в этот раз. И вообще… – Эмма хотела сказать «никогда», потому что она уезжала и нежности лишь еще больше все усложняли, но Стоун улыбнулся и снова накрыл ее губы в поцелуе.

О да. Этого. Этого хотел Стоун. Чтобы Эмма таяла в его объятиях, а ее язык скользил по его шее.

– Ты должен знать, – пробормотала Эмма, все еще вцепившись руками в волосы Стоуна, – что это говорят мои инстинкты, а не сердце.

– Хорошо, – ответил Стоун, надеясь на то, что Эмма просто пыталась убедить себя в этом.

Позади густые сосны укрывали их от ветра, а впереди не было ничего, кроме завораживающего вида озера Тахо и многих миль величественных и безлюдных горных вершин.

Стоун был безумно рад тому, что они оказались скрытыми от посторонних глаз. Он подтолкнул Эмму к нише в скале, убрал с ее лица непослушную прядь и вытянул из-за пояса шорт аккуратно заправленную кофточку.

– Правда? – Эмма удивленно заморгала. – Ты мне поверил? Поверил, что это всего лишь секс?

– Проклятье, нет! – Глухо засмеявшись, Стоун покачал головой. – Ничего похожего. Только я не стану спорить с тобой до тех пор, пока не раздену донага.

Эмма сдавленно засмеялась.

– Стоун.

– О, я знаю этот тон. Он говорит о том, что, если я позволю тебе закончить фразу, мы никогда не избавимся от одежды. – Стоун нежно поцеловал в губы Эмму, расстегивая пуговицы на ее кофточке, а потом снова – когда стягивал с плеч.

Эмма обхватила его лицо руками.

– Ты же знаешь, что я скоро уеду. Скажи, что ты помнишь об этом.

– Ты уезжаешь сегодня?

– Нет.

– Тогда ш-ш-ш…

В ответ Эмма закусила нижнюю губу Стоуна зубами, а когда он со свистом втянул воздух, смягчила боль, проведя по губе языком и одновременно стаскивая с него рубашку.

Стоун провел руками по бедрам Эммы, наслаждаясь ощущением ее тела под своими ладонями, а потом просунул пальцы под ткань шорт и нашел ее горячее влажное лоно, готовое пустить его в свои гостеприимные глубины.

– Да уж, просто секс, – прошептал он Эмме на ухо.

– Говори за себя, – тяжело дыша, ответила она и стянула со Стоуна рубашку.

Его сердце едва не остановилось, когда Эмма расставила ноги чуть шире, чтобы дать доступ его руке.

– Это должен быть просто секс, потому что… – Эмма осеклась и застонала, когда Стоун провел пальцем по чувствительному бугорку. – Потому что через два дня я уезжаю, и это все, что у нас есть.

Вздохнув, Стоун убрал руки, посмотрел на Эмму и спокойно заговорил:

– Значит, ты даже не захочешь вспоминать об этом?

Это был вопрос с подвохом, способный охладить любой пыл. Но на Эмму он не возымел никакого действия. Она прижалась губами к груди Стоуна и некоторое время просто вдыхала его аромат.

– Я буду вспоминать. Часто. – Она провела пальцами по его прессу. – Тебе стоит знать, что я увезу с собой. Частичку тебя.

– Что?

– Да. – Эмма покрыла грудь Стоуна легкими, нежными и невероятно чувственными поцелуями. – Твою силу духа. Твою склонность к авантюрам. Твою преданность.

Тронутый до глубины души, Стоун погрузил пальцы в ее волосы и приподнял лицо.

– Эмма.

– Ты отдаешь себя каждому, кто встречается на твоем пути. Черт, ты отдал бы последнюю рубашку нуждающемуся. Я видела, как ты это сделал.

– Но ты тоже отдаешь себя.

– Нет, я не отдаю. Возможно, свое время, но не себя. И это моя работа. А за пределами больницы… – Губы Эммы коснулись соска Стоуна, и он задрожал. – За пределами больницы, – прошептала она, обдавая кожу Стоуна теплом, – я закрыта. Я никогда не обнажала душу перед своим отчимом. И перед Спенсером тоже, хотя кому-то могло показаться иначе. Я не раскрываюсь перед друзьями. И даже перед тобой. – Она подняла голову. – До тех пор пока не поняла, что может быть слишком поздно.

Стоун почти не дышал.

– Ты вкладываешь душу и сердце во все, за что бы ни брался. Это изменило меня. Ты меня изменил.

Стоун смотрел на Эмму, и его сердце больно забилось о грудную клетку, когда он осознал искренность ее слов. Он отдал ей свое сердце. Свою душу. Он хотел сказать ей об этом, но Эмма накрыла его губы в страстном, глубоком и теплом поцелуе, и Стоун растворился в ней без остатка. Он позволил Эмме расстегнуть «молнию» на его джинсах, а сам провел руками по ее животу и коснулся грудей. Эмма охнула, а из горла Стоуна вырвался стон.

Она была такой теплой и нежной. Самим совершенством.

Ее соски под ладонями Стоуна затвердели, и он провел по ним загрубевшими пальцами. Только этого оказалось недостаточно. Стоун расстегнул лифчик Эммы, стянул с ее плеч бретельки и судорожно втянул носом воздух при виде того, что открылось его взору. Наклонив голову и лаская ее спину, он приоткрыл рот.

– Если меня укусит москит, – выдохнула Эмма, – я вернусь и тебе не поздоровится.

– Вернись ко мне.

С губ Эммы сорвался смех, и она стянула со Стоуна джинсы. Просунув руку за резинку трусов, она обхватила его восставшую плоть, погладила и… взвизгнула. Самооценка Стоуна взлетела до небес, но только пока он не понял, что визжала Эмма из-за вьющейся вокруг ее головы пчелы.