«Дорогая, у нас проверки. Если к тебе придут, не пугайся. Меня задержали до выяснения обстоятельств, не волнуйся. Люблю!»

Кровь отхлынула от Аглашиного лица. Все их общие радостные моменты пронеслись перед глазами. Промелькнули и ссоры, и болезни детей, и прочие неурядицы, прожитые вместе. Безличные фразы сообщения её нисколько не успокоили, а, напротив, посеяли в ней семена тревоги. «Должно быть, произошло что-то крайне неприятное… он бережёт меня. Государственных кексологов просто так не задерживают,» – рассеянно подумала Аглая. Пару минут она пребывала в какой-то вязкой апатии и не знала, что ей думать и чувствовать теперь. Но над её головой, в ветвях матушки-ивы уселась стайка свиристелей. Они переговаривались меж собой своими нежными, серебристыми голосами и напевали радостные, солнечные песни. Птицы будто сообщали всем вокруг: «Вы живы, возрадуйтесь, люди!» И Аглаша, заслышав их, открыла глаза и вспомнила, как прекрасен её мир, как дети ждали их совместного пикника и как её любимый муж хотел, что бы она была счастлива. Несмотря ни на что.

Вдохнув побольше воздуха, Аглая решила, что проживёт этот день так же безмятежно, как и планировала, посвятив всю себя детям и веселью. И она побежала к близнецам, сбросив босоножки где-то у дерева. Шелковистая трава шекотала ей ноги, а мягкая земля пружинила под ней, помогая бежать беззаботно и легко. Снаружи Аглаша была вся исполнена заразительным весельем, и только внутри неё тихонько звучала непрерывная молитва за мужа. Только бы вернулся, только бы был здоров!

3

Игорь сидел в стерильно пустой комнате. В ней были только стены и единственный, занятый им же стул. Ни окон, ни зеркал, никакой другой мебели. Только давящая пустота. Она словно сообщала ему: «Ты мой пленник. Если не повинуешься здешним правилам, так и проведешь остаток своих дней в моих безмолвных стенах!» Личные вещи у Игоря забрали, и он не мог ничем отвлечься или что-то написать. Это по-настоящему, ощутимо угнетало, как и полная неизвестность, в которой он пребывал вот уже несколько часов. Время тянулось и тянулось, переливаясь в бесконечность. Но у Игоря не было даже часов, чтобы хоть как-то следить за движением минут. Поскольку окон в комнате не было, трудно было понять даже, какая часть дня наступила или окончилась. Ровный, искусственный свет был неестественно ярким и нигде не давал укрыться от него: как ни поверни стул, почему-то в лицо светило одинаково резко и неприятно. Игорю вдруг вспомнились животные из контактных зоопарков времён его детства. Как же хорошо, что их давно запретили! Бедные звери целыми днями томились под такими же яркими лампами, не находя ни отдыха, ни укрытия. Прибавить к этому световому давлению ещё и постоянное присутствие посторонних людей, их касания и шум, и любой зверь проживал недолгую, полную дискомфорта жизнь. Теперь только Игорь ощутил в полной мере, как это ужасно быть пленником, когда кто-то может решать, быть тебе свободным или нет, жить или не жить, чем заниматься и когда спать.

Главной его радостью сейчас были мысли об Аглаше и детях. О том, как сильно он им нужен и как важно оградить их от всего этого. От давления, пренебрежения к частной жизни, от этой формальной и слепой агрессии, выраженной в том, что любой человек был лишь винтиком и не имел никакой ценности. Игорь вспоминал свою Аглаю: нежную и беззащитную, дерзкую и решительную, страстную и любознательную до всего в жизни. Она была такой разной! Но неизменно нуждалась в нём и всегда делилась с ним всем своим опытом и переживаниями. Эти доверие, любовь и забота, годами взращиваемые супругами, нельзя было заменить, никак и ничем. Потому что та цена, которой они были получены, для каждой пары, для каждой семьи была своя. Эти невидимые, но прочные нити, проходящие сквозь любящие сердца жили и пульсировали вместе с ними.

Перед глазами у Игоря проплывали сладкие моменты их семейной жизни. Смешные малыши, резвящиеся в парке, Аглаша, бросающая ему мяч и вечно не способная его поймать, их морской отдых, первая ночёвка в палатке и Аглашина борьба с ужом, нечаянно заползшим под её спальный мешок, первые неловкие шаги Тиши и Лады, их беззаботный смех и маленькие шалости. Затем Игорю вспомнилась новая Аглая, какой она предстала перед ним этой ночью – смелая, независимая, изобретательная. Сейчас он видел свой испуг от этой внезапной новизны, и ему было смешно. Ночью он вдруг усомнился, была ли Аглая сама собой. Может, в её реакциях замешено какое-то стороннее вещество? Сейчас Игорь понимал, что это не так. Но и те его мысли были для него объяснимы: разговоры с коллегами из соседних лабораторий заставили его изменить свою картину мира. Когда Игорь узнал, чем кормят всех, кто уже и ещё умеет есть, он почти перестал дышать. И решил во что бы то ни стало оберегать родных от ненужных воздействий, насколько это было возможно. Иногда ему удавалось раздобыть для жены и детей кексов без добавок, и тогда он радостно приносил их домой. Если бы люди не были так крепко приучены к кексам с самого раннего возраста, разве кто-то вспомнил бы о них? Неужто не заменили бы чем-то другим? Однако система последовательно поощряла эту зависимость. Чтобы затем лечить тех, кто не устоял больше всех и следить за каждым их шагом.

Наверно, активность Игоря стала слишком явной и кто-то заподозрил неладное… Или один из его коллег сообщил о его вопросах куда следует. Теперь это уже неважно. Хотелось бы понять, что от него хотят сейчас и как выйти отсюда. Собственная беспомощность злила Игоря не меньше, чем вся эта неясная ситуация. Впрочем, внутри себя он уже решил, что будет сильным и спокойным и не даст себя сломить никакому давлению. Силу духа и решимость в нём поддерживала она, Аглая, не давая отступить назад. Теперь, будто бы очнувшись от своих мрачных мыслей, Игорь стряхнул с себя одеревянелость и апатию. Он встал и принялся насвистывать какой-то весёлый мотивчик. Продолжая свистеть, он отжался раз двадцать и пробежался по комнате в разные стороны, насколько это позволяло его временное пристанище. Кровь побежала веселей, и пленник улыбнулся, потому что больше он таковым себя не чувствовал. Лениво потянувшись, Игорь взялся делать приседания. В это же время Аглаша с детьми радостно носилась по траве в парке, босая и взлохмаченная. Она думала о муже и вспоминала, как пыталась догнать его на утренней пробежке, а он неожиданно поддался, и вместе они покатились кубарем по склону холма. Как это было весело и неожиданно! Как они смеялись! И сейчас она бежала, будто бы с ним вместе, и ей было хорошо.

Игорь как раз перешел к махам ногами и руками, как дверь в его комнату отворилась и внутрь зашел человек в штатском.

– Разминаетесь, доктор? – иронично заметил он.

– В здоровом теле – здоровый дух! – бодро ответил Игорь. – Вы прервали мои занятия ради чего-то важного, не так ли?

Человек в штатском нахмурился, чувствуя, как от него ушла инициатива в этом словесном поединке.

– Безусловно! Простите, что прервал вас! – ядовито ответил он.

– Ничего страшного! Доделаю позже. Один момент, мне нужно завершить дыхательное упражнение – вредно вот так резко останавливать двигательную активность! – невозмутимо парировал Игорь.

Человек в штатском покраснел, но ничего не ответил. Трудно жить на свете, когда твоей единственной радостью является контроль надо всеми!