– Почему же?

– Потому что это литература, я не описывала никаких реальных фактов.

– Странно, у меня сложилось обратное впечатление.

Я посмотрела на нее в растерянности:

– В каком смысле?

– Имен ты не называла, но многое было узнаваемо.

– А почему ты мне не сказала?

– Я тебе сказала, что роман мне не понравился. Или уж рассказывать о чем-то, или нет, а ты остановилась на полуслове.

– Это просто роман.

– Отчасти роман, отчасти нет.

Я ничего не ответила. Теперь я уже не знала, что хуже: реакция Солара или то, что она только что спокойно повторила отрицательный вердикт моему роману, вынесенный много лет назад. Я смотрела на Деде и Эльзу, но как будто не видела их. Между тем девочки увлеченно рассматривали фотографии.

– Тина, иди сюда, смотри, ты в журнале! – позвала Эльза.

Прибежала Тина, с удивлением обнаружила на журнальной странице свое фото, и широко улыбнулась.

– А я где? – спросила Имма у Эльзы.

– А ты нигде, потому что Тина красивая, а ты уродина, – ответила сестра.

Имма перевела взгляд на Деде, требуя подтверждения или опровержения. Деде в ответ громко прочитала подпись под фото и заявила Имме, что она вообще мне не дочь, потому что фамилия у нее Сарраторе, а не Айрота. Тут уж я не выдержала и злым голосом сказала: «Все, хватит, пошли домой». Все три сестры запротестовали, Тина их поддержала, к ней подключилась Лила.

Мы остались на ужин. Лила успокаивала меня и старалась отвлечь от мрачных мыслей. Начала она на диалекте, но скоро перешла на итальянский, к которому прибегала только в редких случаях, чем не переставала меня удивлять. Она вспомнила землетрясение, о котором в последние два года не говорила ни разу, разве что сетуя, как испортился город. Она сказала, что с того дня у нее не выходит из головы, что наше существование переполнено физикой, астрофизикой, биологией, религией, душой, мещанством, пролетариатом, капиталом, работой, зарплатой, политикой, бесконечным количеством прекрасных и ужасных слов, хаосом внутри и хаосом снаружи. «Так что успокойся, – улыбнулась она, – чего еще ты ждала от Солара? Роман вышел, ты его писала, переписывала, ты даже сюда переехала, чтобы добиться большей достоверности, а теперь он уплыл из квартала и его не вернуть. Солара злятся? Ну и пусть. Микеле тебе угрожает? Плевать на Микеле. В любой момент может начаться новое землетрясение, сильнее предыдущего. А там и вся вселенная рухнет разом. Ну и кто такой этот Микеле Солара? Он ничто. Марчелло тоже ничто. Два куска мяса, которые только и делают, что сыплют вокруг деньгами и угрозами. – Тут она вздохнула и сказала тихо: – Солара звери, и всегда ими будут, тут ничего не поделаешь. Одного я приручила, но брат снова превратил его в свирепого зверя. Видела, как Микеле избил Альфонсо? Ведь все эти побои предназначались мне, только у него смелости не хватает. И ярость по поводу твоей книги, и статьи в „Панораме“, и этих фото – это все тоже мне. Так что наплюй на них, как я плюю. Этой статьей в журнале ты прикончила Солара. Конечно, они этого так не оставят! Теперь их ждут большие трудности и в бизнесе, и в их незаконных делишках. Но это же отлично, разве нет? Нам-то о чем волноваться?»

Я слушала. Когда она произносила такие речи, у меня всегда возникало подозрение, что она продолжает, как в детстве, читать запоем, но по каким-то причинам скрывает это от меня. У нее в доме я не видела ни одной книги, за исключением каких-то технических брошюр, нужных по работе. Она хотела, чтобы окружающие считали ее человеком без образования, а сама без конца, как сейчас, рассуждала о биологии, психологии, сложном устройстве человека. Зачем она со мной играла? Этого я не понимала, но нуждалась в поддержке и доверяла ей, несмотря ни на что. Лиле удалось меня успокоить. Я перечитала статью, и она мне понравилась. Фото квартала производили ужасное впечатление, зато мы с Тиной вышли красавицами. Мы стали вместе готовить ужин, я отвлеклась и окончательно расслабилась. Я решила для себя, что статья и фото пойдут книге на пользу, а текст, написанный во Флоренции, выиграл оттого, что я дорабатывала его здесь, в Неаполе. «Ты права, – сказала я Лиле, – плевать на Солара!» К девочкам я тоже сразу подобрела. Перед ужином, явно после каких-то тайных переговоров, ко мне подошла Имма, Тина шла за ней следом. На своем языке, состоящем из слов, которые она выговаривала хорошо, вперемежку с другими, которые оставалось только угадывать, она спросила:

– Мама, Тина хочет узнать, я твоя дочка или она?

– А сама ты хочешь узнать? – спросила я.

– Хочу. – Глаза у нее заблестели.

Тут вмешалась Лила:

– Вы наши общие дочки, мы ваши мамы и одинаково любим вас обеих!

Когда Энцо пришел с работы, мы показали ему газету: фото дочки ему очень понравилось. На следующий день он купил два экземпляра «Панорамы» и повесил в офисе нашу фотографию и отдельно вырезанный портрет дочки. Только отрезал ошибочную подпись.

Сейчас я пишу это, и мне даже совестно делается, насколько мне везло. Моя книга сразу вызвала интерес. Одни признавались, что читали ее с удовольствием. Другие восторгались мастерством, с каким создан образ главной героини. Кого-то восхищал жестокий реализм романа, кого-то моя изысканная фантазия, кого-то по-женски мягкий и уютный язык повествования. В общем, хвалебные отзывы так и сыпались, но они были настолько разные, что создавалось впечатление, будто никто из рецензентов роман не читал, а описывал книгу-фантом, сплетенную из собственных предубеждений. Только в одном все критики были единодушны: я рассказала читателю о Неаполе так, как до меня никто никогда не рассказывал.

Мне прислали положенные по договору авторские экземпляры, и я так обрадовалась, что решила подарить книгу Лиле. Прежних своих книг я ей не дарила и была уверена, что и эту она не станет даже листать. Но я считала ее очень близким человеком, единственным, кому доверяла, и хотела выразить ей свою признательность. Она реагировала холодно. Видимо, в тот день у нее было много дел, или она нервничала из-за приближающихся выборов, назначенных на 26 июня и, как всегда, вызвавших в квартале жаркие споры, или просто была не в духе, – не знаю, но факт остается фактом: она даже не взяла у меня протянутую книгу и сказала, что нечего разбазаривать авторские экземпляры.

Я обиделась. Выручил меня Энцо. «Подари мне! – воскликнул он. – Сам я, конечно, не большой охотник до чтения, но сохраню для Тины: пусть прочитает, когда вырастет». Он попросил меня надписать дочке книгу. Чуть подумав, я вывела: «Тине, которая будет лучше нас всех». Я прочитала написанное вслух, и Лила сказала: «Ну, лучше меня быть нетрудно. Надеюсь, она преуспеет намного больше!» Странная реплика! Я написала «лучше нас всех», а она сузила область сравнения до «лучше меня». Ни я, ни Энцо ничего ей не ответили. Он поставил книгу в шкаф среди пособий по информатике, и мы заговорили о презентациях, на которые меня уже пригласили.