горячих источниках… — понимающе закончил за нее я и притянул эту болтливую задницу к своему паху.

— Ром… — пробормотала ее хозяйка. — Но я же сказала…

— Ну мы же еще на горячих источниках, — напомнил я, запуская пятерню ей в трусики.

От этого довода они сами поехали вниз по ее ножкам — оставалось лишь обняться покрепче и вместе упасть в предусмотрительно расправленную кровать. В конце концов, как можно отказать себе в удовольствии… пока мы еще на горячих источниках.

— Ааах!.. Оох!.. — стонала Полина, кончая подо мной, пока я кончал в нее, пока мы заканчивали этот праздник вместе.

— Ну все, Ромк! — решительно выдала она после, выбираясь из моих объятий. — Теперь точно все! Я в душ, и будем собираться, — и, покачивая обнаженной задницей, с которой обильно капал мой белок, упорхнула в парную.

Некоторое время я разнеженно лежал на кровати, пакуя воспоминания о чудесном времени, проведенном здесь, и прислушиваясь к шуму воды, омывающей голую красотку. Решив, что мы успеем оставить еще парочку воспоминаний, я тоже направился в парилку. Моя управляющая отмокала в купели — довольная, расслабившаяся, словно оставившая в прошлом году все тревоги. Ее бескрайние холмы, как два островка, безмятежно покачивались на воде — и от таких красот я опять взбодрился и моментально пришел в готовность.

— Ну, Ромк, ну я же сказала… — томно протянула она, увидев мой налитый стояк, направленный в ее сторону и с ходу выдававший все намерения.

— А мы все еще на горячих источниках! — напомнил я и, ловко запрыгнув в купель, подхватил мою упрямицу за крепкие бедра.

— Ну раз мы еще на горячих… — сдалась она, подаваясь навстречу. — Тогда ладно, на дорожку… — и призывно раздвинула ножки, открывая воротца, в которые я тут же охотно вошел.

— Аах!.. — выдохнула Полина, снова принимая меня, и снова над горячей купелью, смешиваясь с паром, залетали жаркие стоны, пока я на дорожку заправлял мою отзывчивую управляющую очередной порцией моего волшебного белка.

Почему волшебного? Потому что с него так просто не соскочить…

Наконец, насладившись друг другом на дорожку — напоследок, в последний раз (по мнению одной наивной красотки), — мы собрали вещи, сдали шале и сели в ее машину.

— Ромк, пристегнись! — выдала Полина, с ходу возвращаясь в режим опекунши, и взялась за руль так же уверенно, как всего полчаса назад бралась за мои бедра, раз за разом притягивая их к своей промежности.

Решив ей напомнить, что я уже не просто опекаемый, а опекаемый с преимуществами, я устроил руку на ее еще теплую от наших недавних ласк коленочку.

— Ромк, не наглей! — с важным видом смахнула мою конечность хозяйка коленочки. — Что было на горячих, осталось на горячих… — и выразительно показала на вывеску, оставшуюся позади нас. — И когда мы вернемся в город, между нами больше ничего не будет. Понятно тебе?

— Ну если ты так хочешь… — протянул я, откидываясь на кресло, уже прекрасно зная, что она не выдержит.

Взгляд упрямицы косо скользнул по всему моему телу, которое она без устали ласкала последние дни, и быстро метнулся к дороге.

— Дома ничего не будет! — строго подытожила моя хаус-леди, скорее, делая наказ себе, чем мне.

— Дома ничего не будет, — как мантру, повторила она, когда мы наконец подъехали к дому и остановились у ворот.

— Дома ничего не будет! Даже не думай! — еще суровее выдала моя красотка, когда мы переступили порог.

— Вообще-вообще ничего! — покачала она пальчиком перед моим лицом и торопливо скрылась на кухне, где тут же возбужденно забренчали кастрюли, словно скандируя: «держись, Полина, держись!»

Надо ли говорить, что сорвалась она буквально сразу. Прибежала ко мне, когда я мылся в душе с дороги, и, нетерпеливо стянув с себя одежду, залезла следом, обняла меня сзади, прижалась огромными сиськами и сообщила, что натрет ими спинку. Оо, я мигом развернулся к ней, притянул ее к себе, и мы натерли кое-что другое нам обоим прямо под струями бьющей на нас сверху воды.

— Но больше ничего не будет, — после твердо заявила Полина, еще мокрая от душа и нашей страсти. — Это один раз, напоследок!

Однако, не иначе как решив, что одного раза напоследок мало, тем же вечером пришла ко мне в кровать, забралась голая под одеяло и всем телом прильнула ко мне.

— Больше ничего не будет! — выдыхая это вместе со стонами, пообещала она, когда я хорошенько обкатал ее киску уже в моей постели.

— Вообще ничего не будет… — жарко пробормотала упрямица и не в силах совладать с собой забралась на меня во второй раз.

Она была как запивший в завязке алкоголик, который решил, что лучший способ оставаться трезвым — это купить себе бар. Наконец на третий заход, когда даже гравитация не выпустила ее из моей постели и снова бросила на мой пах, Полина сдалась.

— Ну почему… почему я не могу сдержаться? — стонала эта непоследовательная красотка, обхаживая мой стояк своими бедрами так жарко, что удержаться не мог и я, щедро заливая ее собой.

Потому что, Полин, забравшись на меня хоть раз, просто так с меня уже не слезешь. Не веришь, спроси у подруг — моих или своих — без разницы, потому что все подсели на меня.

— Уломал-таки… — выбивая из меня очередной оргазм, начала кончать она. — Развел меня… Какой же ты все-таки паршивец!.. Сладкий… сладкий… мой паршивец… аааа…

В этот миг, трахая Полину на своей кровати, беспрепятственно зарываясь в ее пышные буфера, тиская ее шикарную задницу и растягивая ее строптивую, но такую мягкую и отзывчивую киску, я подумал, что впервые моя жизнь в моем доме была именно такой, какой я с самого начала и хотел.

Так мы теперь и жили: украдкой, урывая сладкие моменты у домашних забот, дел гостевого дома и, главное, у запутанной Полининой логики, где любое нововведение — например, моего члена в ее вагину — проходило с тяжелым скрипом. Хотя ее киска уже много раз с жадностью принимала меня, ее мозги принимали это не столь же охотно. Как только упертая красотка убедилась, что уже больше не может себе во мне отказывать, а затем перестала отказывать и мне в себе, пуская меня в себя, у нее начиналась неминуемая стадия