В распоряжении принца Генриха, кроме совсем устаревших судов, имелся лишь маленький отряд новых, состоящий вначале из двух легких крейсеров и трех миноносцев, который постепенно увеличивался другими судами. План принца Генриха состоял в том, чтобы все время держать русских в убеждении, что немцы подготавливаются к широким наступательным операциям, и для этого маленькому отряду давались постоянно активные задачи. По временам принц Генрих, испрашивая разрешения главной квартиры, появлялся у наших берегов с обеими резервными эскадрами и старался сделать как можно больше шуму.

Этот способ действия обманывал нас очень недолго. Во-первых, летучий немецкий отряд, бывший сначала под начальством контр-адмирала Мишке, а потом контр-адмирала Беринга, во время своих операций, правду сказать, очень отважных и хорошо задуманных, понес тяжелые потери, а, во-вторых, наша разведка, очень хорошо поставленная адмиралом Непениным, давала нам очень точные сведения о местонахождении немецких судов и их состоянии. Несмотря на слабость наших сил, состоящих из устаревших миноносцев и крейсеров, мы очень скоро отняли у немцев инициативу действий и совершенно засорили море у их берегов своими минами заграждения, чем причинили им тяжелые потери и затруднили свободу передвижений.

Владение Балтийским морем до самой революции было спорным, но мы шаг за шагом выдвигали наши позиции вперед, и участки моря, находившиеся под нашим непосредственным контролем, все увеличивались и увеличивались. К началу 1917 года весь Финский, Рижский и Ботнический заливы были в нашем владении, а самое море было доступно только для подводных лодок обеих наций, так как большие надводные суда не рисковали в нем ходить, вследствие засоренности всех фарватеров минами заграждения. Последняя попытка немцев сделать набег в Финский залив в октябре 1916 года дала фатальные результаты. Из 11 миноносцев новейшего типа, участвовавших в набеге, уцелело только три, а восемь погибли на наших минах. Это была настоящая трагедия.

Резюмируя работу Балтийского флота за время войны до наступления революции, можно сказать, что он дал больше того, чего от него требовали возложенные на него задачи. Конечно, и там были ошибки, были и примеры малодушия, но в общем флот сдал экзамен больше чем на «удовлетворительно».

Что касается до Черноморского флота, то он по вышеприведенным причинам действовал значительно слабее. В последние два года флотом командовал бывший начальник Морского генерального штаба адмирал Эбергард, который, конечно, понимал недостатки флота, но по свойству своего характера не был достаточно настойчив для их устранения. В результате, при внезапном открытии военных действий со стороны немцев, они нас застали врасплох, и только благодаря счастливой случайности мы отделались легкими жертвами, выразившимися в потоплении «Прута» и «Донца».

Когда я приехал в Севастополь, сейчас же после открытия военных действий, то я нашел там порядочное смущение, очень живо напомнившее мне состояние умов после первой японской атаки в Порт-Артуре. Все как-то потеряли уверенность в своих силах, на лицах была видна растерянность, а морские дамы бегали по городу и наводили на всех панику. Я имел серьезный разговор с адмиралом Эбергардом, в результате которого состоялось решение не уклоняться от боя с «Гёбеном», но действовать осторожно, не разделяя сил и по возможности принять бой вблизи Севастополя.

Как уже было в свое время сказано в записках, решить вопрос, кто сильнее, «Гёбен» или наши четыре старые калоши, было теоретически очень трудно. У нас было 16 старых 12-дюймовых орудий против его 10 новых 11-дюймовых, но его пушки были все на одной платформе, что давало громадные преимущества управления. Ход его почти вдвое превышал наш, и он мог начать и кончить бой, когда хотел; но, с другой стороны, один наш удачно попавший снаряд сразу выводил из строя всю неприятельскую силу, а у нас в случае гибели корабля потеря была только в одной четверти.

Решить вопрос могла только одна практика, т. е. бой, и этот бой вскоре состоялся и был решен в нашу пользу. В дальнейшем Черноморский флот действовал почти всегда успешно, но как-то всегда без решительных результатов. Со вступлением в строй двух дредноутов, мы сделались неоспоримо сильнее противника, и все же он, хотя и редко, но появлялся в море и беспокоил нас своим присутствием.

Характеризуя действия Черноморского флота в общем, можно сказать, что он выполнил следующие данные ему задачи: не допустил высадки сухопутных сил противника на нашей территории, прекратил морское снабжение турецкой армии, действовавшей против Кавказа, почти прекратил снабжение турецкой столицы углем из копей района Зонгулдак – Эрегли, успешно содействовал правому флангу нашей армии в ее поступательном движении и прикрывал высадку десантов, но главной задачи, покрывавшей все остальные, – достичь полного владения морем – не мог, так как «Гёбен» все-таки до самого конца в нем появлялся.

26 ноября, в день георгиевского праздника, я подъезжал к Рени,[244] месту своего нового назначения. Это совпадение мне показалось хорошим предзнаменованием, и действительно, все последующие ужасы и страдания, обрушившиеся во время революции на нашу армию, коснулись нашего медвежьего угла только краем. Тем не менее обстановка, которую я нашел, была очень невеселая. Наша и румынская армии были в полном отступлении; Бухарест уже был занят неприятелем, и король и двор переехали в Яссы;[245] румынская армия была в состоянии полного разложения, масса офицеров и солдат дезертировала с фронта и пряталась по своим домам; некоторые полки развалились, не сделавши ни одного выстрела, а наши подкрепления подходили очень медленно. Всеми войсками командовал генерал Сахаров,[246] имевший звание помощника главнокомандующего, которым считался румынский король. Генерал Зайончковский, командующий в Добрудже, уже был сменен за отдачу Констанцы и Меджидие и вместо него временно командовал генерал Вобель.