Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скажу сразу, танцевать я ничего не буду.
– Это было бы банально, Глеб Навицкий. Но ты знаешь, я уже кое-что придумала. Тебе понравится, обещаю.
– Мила… – голос осторожный. Он словно пытается меня о чем-то предостеречь. Я превращаюсь в слух. – Только никаких машин и гонок, хорошо?
Даю себе несколько секунд. Именно они позволяют мне понять, что с ним происходит и произошло.
– Обещаю.
Глава 36
Мила.
Закрываю за собой входную дверь и оседаю на пол. Улыбка не сходит с моего лица. Мне не хочется двигаться, не хочется разбирать сумку. В мыслях я все еще там, на нашем острове. Он все-таки нерайский. Но именно он оголил мои чувства и показал их мне. Открыл. Ведь все было спрятано очень глубоко и далеко, в самый тихий и укромный уголок. Сверху они были присыпаны пылью обид и припорошены разочарованием.
А сейчас…
Я призналась ему. Ведь никогда прежде слова любви не слетали с моих губ. Глеб читал мои воспоминания, я говорила о ней в прошлом как нечто завершенное и забытое. Какая глупая я была. У моей любви нет прошлого.
Я люблю его. Такие простые слова, легкие. Но так тяжело мне дались. Хотя не так. Мне было тяжело признать, что чувство все еще живо. А как только я произнесла их, словно крылья расправила и взлетела. Это уже не пируэт, не фуэте. Это больше. Это полет.
Ненавязчивая мелодия раздается из моей сумки. Все это время я даже забыла про такую вещь как телефон. Там Зойка, очевидно, хочет узнать как все прошло. Не удивлюсь, если она уже в пути ко мне. Как обычно, они встретились с Соней и поехали ко мне.
– Алло.
– Мила? Еще немного, и я забуду твой голос, – на заднем фоне слышен Сонин голос, что-то недовольное восклицает.
– Простите меня, девчонки, так вышло, что…. – замолкаю. Вышло что? Что я снова с Глебом? Что снова получила травму и не могу танцевать? Но несмотря на все это, я чувствую себя как никогда счастливой и живой. Обычно это предвестник того, что скоро пойдет все по наклонной.
– Мы можем встретиться?
– Конечно, приезжайте ко мне!
Мы быстро прощаемся, а я беру себя в руки и все-таки поднимаюсь на ноги. Они немного затекли, поэтому передвигаюсь медленно. Все еще с глупой улыбкой на лице.
Рутинные движения, которые, говорят, привносят нашим дням смысл. Так глупо. Как мытье посуды может привнести смысл в мой день? От этого есть только одна польза – чистая посуда.
Поливаю цветы. Любуюсь своей мухоловкой. Я поставила ее на южное окно, как и говорил Глеб. Растение ведь очень любит солнце.
Даже не заметила, как зазвонил домофон. Открываю не спрашивая, кто там.
Девчонки вламываются ко мне. Зойка первая кидается на меня и обнимает. Разве что не целует в щеки. Такая радостная. Ее рыжие локоны щекочут кожу и задевают нос, что хочется чихнуть.
Соня ждет, когда Зойка успокоится и отойдет, чтобы так же меня обнять. Закатывает глаза, когда Зойка показывает ей язык. Их вечные препирания и споры заставляют только смеяться. Они так и не могут признать, что дружат. По-настоящему дружат. Не совру, если скажу, каждая из нас считает, что наши годы в академии потрачены впустую. Мы не замечали Соню, которая нуждалась в поддержке, не меньше чем мы. А Зойка, та, что когда-то завидовала мне и отрезала ленты на моих пуантах, была со мной рядом, когда я вернулась в столицу, и мне нужна была помощь. Девчонки были рядом.
Мы могли молчать весь вечер и смотреть фильм. А могли целый день болтать о всякой ерунде, есть вредную пищу. Зойка бы возмущалась, что ей ни в коем случае нельзя, ведь каждая лишняя калория откладывается на ее боках, а Соня бы демонстративно ела самые вкусные пирожные, мычала бы от удовольствия. Я смеялась, а потом присоединилась к Соне и мы бы перед Зойкой умяли самые вкусные корзиночки с ягодами. Таких вечеров было множество.
Мы как и всегда сидим за кухонным столом, и я понимаю, что благодарна за них, за моих подруг. Нас не разлучили ни расстояния, ни предательства, ни травмы. Мы были соперницами, а стали друзьями.
– Я так понимаю, что поездка удалась? – Зойка прихлебывает чай и с аппетитом вгрызается в купленный круассан.
– Да, более чем. – Опускаю взгляд и скрываю улыбку.
– Подробностей не будет?
Отрицательно машу головой.
– Так вы… – Соня задает наводящий вопрос или, скорее, начинает свою мысль, которую я, по всей видимости, должна закончить.
– Мы гуляли по городу, много разговаривали. Представляете, я не знала, что во время летних каникул Глеб много путешествовал. Однажды он был в…
– Мила, мы не об этом.
– А о чем?
– Ты подала на развод, забыла?
Нет, конечно же я не забыла. То решение далось мне очень и очень тяжело. Словно вынудили отрезать важную часть меня, которая начала гнить и доставлять дискомфорт. Так думала моя рациональная часть. Но другая…
– И что?
– Вы решили начать сначала?
– Я не знаю, девочки. Я… призналась ему, что люблю.
– А он?
Я лежала на кровати, любое движение приносило ноющую, но такую приятную боль во всем теле. Так бывало после долгой тренировки, когда каждая мышца на твоем теле отзывается. Я смотрела на Глеба. Он был рядом и изучал меня. В его глазах я увидела то, что никогда раньше и не замечала. Себя. Банально, да. Там ведь мое отражение, не больше. Но вот взгляд, его взгляд говорил о том, что он не просто смотрит на меня, он знает меня, видит. Я больше не та маленькая и правильная девочка. Я Мила, его Мила.
Но ответа на свое признание я так и не услышала. Кто знает, может, я поторопилась. Только после таких прекрасных дней хотелось бы увидеть эти желанные шаги в мою сторону. В сторону нас.
Я подхожу к чайнику и завариваю себе черный чай. Пакетик окрашивает воду в темно-коричневый цвет. Дна не видно. Добавляю две ложки сахара с горкой. Неприлично много для меня. В стакане получилась приторная бурда, которую мне теперь придется пить. Давиться. Только, чтобы не отвечать на неудобные вопросы.
– Мила?
– Что?
– Он тебе ничего не ответил, да?
– Не ответил, – идея поделиться с девочками теперь кажется мне не просто провальной. Это фиаско. Они лезут в душу. И так глубоко, куда я сама пока боюсь даже нос сунуть. Там еще темно и