Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А спросить сама ты не хочешь?
– Может, хватит?
Они переглянулись. Думали это мимолетное движение останется не замеченным мной. Потом их взгляды опустились, каждый в свою тарелку. И разговор затих. Между нами повисло неловкое молчание.
– Мы просто хотим тебя поддержать, – Зойка первая обрывает тишину.
– Я понимаю. Но… эта не та тема, которую я хочу сейчас обсуждать. Мне хорошо. С ним. Я люблю его. Глеба. Всегда любила. И я боюсь будущего, вы понимаете? – голос дрожит, но я не хочу плакать. Так получается.
– Твой Мистер М бы первый и задал вопрос, что случится потом? Рано или поздно ты должна спросить Глеба о его чувствах.
– А если не задам?
– Почему?
– Я боюсь услышать ответ. Однажды я его уже задавала.
Закусываю нижнюю губы. Практически до крови. Дурная привычка сдержать слезы.
Наше молчание снова рушится. Звонок телефона. Такой громкий, что хочется зажать руками уши и никогда не слышать противный писк.
Смартфон лежит на столе. Я не вижу, кто звонит. Но сердце не екает, а дышится ровно. Почему-то я решила, что это не может быть Глеб.
И оказываюсь права.
Звонит Никита.
Смотрю на экран, где светится его имя и позорно мелькает мысль не отвечать на звонок.
– Ник? – решаюсь я.
– Мила, приятно слышать твой голос. – Не отвечаю на его реплику.
– Ты что-то хотел? – некстати вспоминаю, как Глеб смотрел на него, когда Ник пришел без приглашения, а потом его слова о ревности. И так тепло от этого стало.
– Мы можем увидеться?
– Зачем?
– Поговорить?
– О чем, Ник? Я правда не понимаю.
– Черт, Милка. Скучаю сильно, вспоминаю наши вечера, как мы обнимались, целовались. А потом… – он замолкает.
Меня начинает тошнить. Те дни в свое время дали мне очень многое. Надежду, что все еще будет хорошо. И Ник сыграл не последнюю роль в этом. Но почему-то после дней, проведенных с Глебом, прошлые встречи с Никитой не то что меркнут, они как нечто инородное и дикое. Не мое, но от него уже не открестишься.
– Ник, я не думаю, что наши встречи что-то дадут. Я, – хочу признаться, что теперь я с Глебом. Снова. Будто ничего и не менялось. Но не могу. Противный червячок сомнения грызет.
– Значит, снова с ним?
Динамик у телефона громкий и у нашего разговора с Ником, который должен был стать приватным, есть любопытные слушатели. Мне бы уйти в комнату, закрыться. Но я глупо сижу на стуле, уставилась на девчонок и разговариваю с ним.
И все ждут ответа на этот вопрос. В том числе и я.
– Извини, Ник. Мне пора идти.
– Стой! Если тебе потребуется помощь, ты можешь всегда ко мне обратиться.
Понимаю, что теперь ни за что и никогда. Но соглашаюсь, и на этом разговор официально закончен. Выдыхаю и отбрасываю от себя телефон, словно это он виноват в этом разговоре, который еще больше запустил ворох моих мыслей. Кружат и кружат. И вместо спокойной и счастливой Милы сидит теперь на кухне взвинченная и растерянная девочка.
Где моя опора?
Девчонки уходят поздно вечером. А я забираюсь под одеяло и накрываюсь с головой. Настроение пропало, словно его стерли ластиком. Даже не осталось и следа.
Телефон зажат в руке. Свет от экрана слепит глаза, до рези и соленых слез. Или я просто даю им волю.
Набираю сообщение тому, кого хотела бы видеть сейчас с собой. Моя опора сейчас не рядом, а хочется уткнуться ему в плечо, чтобы погладил по голове и сказал нежные слова, просто был бы рядом.
“Мне однажды приснилось, что я падаю в пропасть. Стою на краю, а кто-то невидимый меня толкает, и я падаю. Там высоко-высоко. И в этом смертельном полете я просыпаюсь”
Ответа нет ни через минуту, ни через пять, ни через полчаса. А через полный час с опухшими веками и глазами я проваливаюсь в сон. Пропасть не снится, как и падение.
А на утро, я поняла, какое именно “действие” хочу. Не только для Глеба. Этого хочу я.
Глава 37
Глеб.
– Нава, давай попробуем с тобой вдвоем погонять. По прямой. Найдем какой-нибудь участок дороги. Далеко за городом. Хочешь, в соседнюю область поедем, м? – Кир сидит у меня в кабинете, навис надо мной и снова пытается вывести меня на эту тему.
– Ты меня уже за*бал, Кир! Ты видел меня в прошлый раз? Тебе мало?
– Черт! Ну бред какой-то!
Меня сейчас волнует, поняла ли Мила? В аэропорту она попала точно в цель, выбила страйк, стрельнула в десятку. И свою слабость я ощутил отчетливо. Она та, кто преодолел травму, чтобы вновь оказаться на сцене, шла к своей мечте через боль. А я? Что я? Блюю как только начинаю кого-то обгонять на гонках? Вижу тот взрыв, стоит мне выжать газ по прямой на трассе? Прох*рил сам свою же мечту.
– Слушай, а может, к мозгоправу, а?
– Ерунду не говори, – вот бы Милка удивилась, если бы я попросил телефон ее Кречетова.
Отхожу к окну. Солнце слепит. Лето в городе обосновалось конкретно. Закрываю жалюзи и включаю кондей на полную мощность. Из-за воспоминаний снова начинает тошнить. Горечь на языке, а в носу запах гари и топлива.
– Покупатель на Феррари красную не нашелся?
– Нет, пока просто стоит, черт. Такая красавица.
– Ты же хотел ее брать?
– Передумал.
– Что? Уже не устраивает?
– Почему же? Я просто не настолько богатый как ты.
Ухмыляюсь. Наш салон спонсировал отец, свой Кайен я занял денег у него же. А что есть у меня? Наша с Милой хата, которая после развода отойдет ей? И все? Неправильный я мажор. Кажется, становлюсь обычным человеком.
Возникло какое-то непреодолимое желание напиться. Когда я в последний раз сидел в баре, а в руках был бокал с виски? Даже не помню.
Как-то мы сидели с Маратом после гонок. Час, два, да больше. Рассказывали друг другу какую-то х*рню и ржали.
– Кир, а ты давно напивался?
– Не понял?
– В бар говорю давно ходил?
– Ну, – он уставился на меня, – было дело на неделе.
– Не хочешь пойти?
Странное чувство. Когда я первый раз его увидел, то возникла неприязнь. Приехал на своем МакЛарене, на понтах, и стал в момент всем другом. А теперь он пытается помочь мне с гонками, а я зову его выпить. Как однако интересно поворачивается наша жизнь.
– Черт, Глеб, я сегодня не могу. Давай завтра, а? – он даже повеселел, – хотя стой, завтра же… – осекается.
– Завтра