Профессор знал о судьбе Миру. Мне не хотелось спрашивать, откуда он узнал. Я желал бы, чтобы с нами происходило лишь то, о чем потом можно было спросить. И словно прочитав мои запутанные мысли, профессор рассказал, что получил письмо с известием от матери Миру. Она поехала в дом бабушки Миру, написала письмо профессору, а мне даже не позвонила. Профессор пригласил меня приехать к нему вместе с Юн, когда я по телефону попросил у него ключ от кабинета, вероятно, потому, что уже знал о Миру. Он несколько раз повторил просьбу приехать вместе с Юн. Наконец Юн перестала плакать, и я привел ее в дом. Стало темнеть. Обстановка дома профессора оказалась очень простая: кресло и кофейный столик в гостиной, стол и четыре стула на кухне, письменный стол и стул в спальне. Мы сели на длинную скамейку под окном гостиной, я принялся смотреть на наши следы во дворе на чистом снегу и на следы собаки. Профессор вынес из кухни термос, налил из него чай с айвой в большую кружку и поставил ее рядом с Юн. Затем налил чаю и мне. Через некоторое время он спросил Юн, успокоилась ли она. Юн обхватила ладонями большую кружку чая с айвой и низко опустила голову.

– Это она принесла мне деревце, – сказал профессор.

Я понял, что он говорит о Миру.

– Мы сажали его вместе. Она сказала, что это дикая яблоня.

Мне пришло в голову: скорее всего, он был последним человеком, с кем Миру встретилась, прежде чем отправиться в дом своей бабушки. Профессор сказал, что весной набухают почки, из них показываются листья, а когда листья опадают, появляются плоды. Иногда все происходит быстрее, и тогда яркие красные плоды созревают еще до наступления осени. Мы с Юн сидели рядом и разглядывали дерево, на которое указывал профессор. Снежинки тихо опускались на ветви дерева и красиво поблескивали.

– В молодости, мне еще и тридцати не исполнилось, я как-то получил письмо. – Профессор начал свой рассказ, откинувшись на спинку дивана. Его глаза за стеклами очков по-прежнему внимательно разглядывали снег на ветвях дикой яблони под окном. – Это было письмо от женщины, которую я когда-то знал. От подруги. Мы были вместе долгое время.

При словах «мы были вместе долгое время» профессор взглянул на нас с Юн. Веки его сухих глаз неожиданно затрепетали.

– В том конверте оказался ключ.

Юн поставила на стол большую кружку с чаем с айвой, которую до этого сжимала в руках.

– С момента нашей последней встречи минуло уже несколько лет. Получив этот ключ, я вдруг ощутил себя на берегу реки, будто споткнулся о камень и упал в воду. Меня переполняли подозрения, и я не мог отделаться от тяжелого предчувствия. Ключ обертывала небольшая бумага. Я развернул бумагу и увидел дату и нарисованную от руки карту с четкой извилистой тропой. Стоял зимний день, такой же, как сегодня. На карте был изображен дом, в котором я никогда раньше не бывал. Тогда я как раз вернулся из университета в США, где был на стажировке после окончания службы в армии, и занимался подготовкой литературной программы. Я решил провести каникулы в родном городке. В то время телефоны были редкостью. Я понятия не имел, что означали дата или ключ в письме, и несколько дней чувствовал себя не в своей тарелке. Кажется, я даже написал ответное письмо с множеством вопросов, но из-за сильных снегопадов не сумел отправить письмо по обратному адресу на конверте. А тем временем минул день, указанный в письме. Снегопад прекратился, и я не вспоминал о письме еще несколько дней после наступления даты, указанной на бумаге с ключом. Я вдруг понял: необходимо было встретиться с ней еще до наступления этой даты. Мысль обострила все мои чувства. Я расчистил дорогу, добрался до железной дороги и сел в поезд. Изображенный на карте дом находился на вершине Оксудон, местности, где мне не доводилось раньше бывать. Я бродил по окрестностям, искал дом по карте. Земля смерзлась, а вода покрылась льдом. Не знаю, сколько раз я поскальзывался на этих крутых улицах. В очередной раз я поскользнулся и упал на спину, тут мое сердце сжалось. Почему она живет в этом бедном районе? Я вспомнил: в то время, когда мы встречались, она жила на Ханадон. Однажды она пригласила меня к себе домой, после чего мы постепенно начали терять друг к другу интерес. Или, точнее, она испытывала прежние чувства, а я потерял интерес. Я не могу объяснить, что же именно произошло, но я решил: она не моего поля ягода. Тем временем я собрался на службу в армию и ничего ей об этом не сказал. Она писала мне письма, но я ни разу ей не ответил. Как-то раз она приехала навестить меня, но я ушел в увольнительную. Еще пара таких несостоявшихся встреч, и больше я о ней не слышал. Но в тот момент, когда я увидел, в каких трущобах на склоне горы она теперь живет, мое сердце как будто бы упало в бездонную пропасть. Я побежал. В конце концов мне удалось найти дом, изображенный на карте. Он находился в конце узкого переулка на вершине холма. Это был небольшой, с несколькими квартирами разных семей дом. Я нажал кнопку звонка, а потом принялся стучать в дверь, но никто не открыл мне. Я достал из конверта ключ и вставил в замок – ключ подошел. Я распахнул дверь и вошел внутрь. Дома никого не оказалось. Обувь стояла у двери аккуратным рядом, кругом царил полный порядок. Я крикнул: «Есть кто-нибудь дома?» Но никто не откликнулся. Я снял ботинки и вошел в комнату. «Есть кто-нибудь дома?» Мой голос эхом разносился по пустому дому. Я немного подождал, а затем начал открывать двери одну за другой. Я помню – там была одна большая комната и одна комната поменьше. Я открыл даже дверь в ванную, которая выглядела так, будто ею никогда не пользовались. Там тоже никого не оказалось. Кругом было пусто, комнаты наполнял странный холод и уныние. Я не мог оставаться в чужом доме, запер дверь и спустился по лестнице. Но что-то задерживало меня, я продолжал оглядываться, идя по переулку. Неожиданно меня словно что-то обожгло изнутри: морозно, а у меня внутри горит.

Я подумал: «Этого просто не может быть!» Побежал обратно к дому, поскальзываясь на дороге. И все это время в голове билась мысль: только бы моя догадка не подтвердилась.

Профессор умолк и посмотрел на нас с Юн:

– Пейте чай!

Юн потянулась за своей чашкой, но остановилась и сначала подала чашку мне. Глаза профессора покраснели и опухли.

– Я приготовил чай с плодами айвы, растущей у меня во дворе, – сказал профессор и указал в окно на высокое дерево, укутанное снегом.

Казалось, он не хочет рассказывать свою историю до конца. Он снова взглянул на нас, кивнул, а затем все-таки продолжил рассказ:

– И хотя я вернулся к дому и снова вставил ключ в замок, мне ужасно хотелось бежать оттуда. Честное слово! Дверь открылась с легким щелчком. Та же обувь, которую я уже видел, так же аккуратно стояла у входа. Я некоторое время глядел на дверь в большую комнату и вдруг вспомнил: открывая эту дверь, почувствовал – она словно на что-то натолкнулась. В тот раз я не входил в комнаты. Я даже не мог с уверенностью сказать, что это ее дом. Хоть ключ и подошел к замку, это не означало права вторгаться в чью-то спальню. Я стоял у входа, рядом с аккуратно расставленной обувью, и медлил, отчаянно желая уйти оттуда. Мне было страшно. Я откашлялся и, не снимая ботинок, подошел к двери в большую комнату, остановился в нерешительности, но затем взял себя в руки и резко толкнул дверь. Ощущения, охватившие меня, когда я первый раз торопливо уходил из этого дома, подтвердились: дверь действительно наткнулась на преграду, когда я распахнул ее. Поверить не могу в собственный рассказ вам! Там была она. На стене за дверью. Она повесилась.