Теперь он перевел взгляд обратно, на первый "Юнкерс". Тот, валяясь примерно в середине полосы, дымил, но, к удивлению, не горел. А из его брюха сыпались десантники…

— Вот блин! — Андрей стал разворачивать нос самолета в их сторону. Но успел выпустить только одну короткую очередь, скосившую пару бойцов противника. Вокруг его По-7 вздыбились фонтанчики пулеметных очередей, затрещали от ударов пуль крылья, на лобовом бронестекле неприятными паутинками разошлись трещины от попаданий – это кружившие в небе фашистские стервятники наконец-то спохватились и решили ликвидировать неожиданную помеху. Сзади раздались вскрики и хвост машины, брошенный ранеными и убитыми бойцами, грохнулся об землю.

Делать в ставшей похожей на решето и грозившей вот-вот вспыхнуть машине больше было решительно нечего. И так Андрея спасало пока только усиленное бронестекло и везение. Но долго это продолжаться не будет. Дождавшись промежутка между заходами самолетов противника, он выскочил из машины и, подхватив валявшегося на земле раненого бойца, со всех ног припустил к спасительной щели. И, как ни странно, успел.

Когда немцам надоело атаковать давно разбитый вдребезги По-7, он снова высунул голову из щели. Возле полосы шел бой между уцелевшими бойцами из роты охраны и немногочисленными немецкими десантниками. Последних могло спасти только одно – посадка остававшихся пока в воздухе двух транспортников. Но в начале полосы догорал один "Юнкерс", а ее середину блокировал разбитый корпус другого. Судя по действиям немцев, их командир понимал, что его единственный шанс – оттащить перекрывающий середину полосы самолет в сторону. И пока одна часть его людей отстреливалась от наседающих бойцов аэродромной охраны, другая пыталась это сделать. Но их было слишком мало и дело шло медленно.

Внезапно ситуация в небе изменилась. Прибыли несколько звеньев наших истребителей с соседних аэродромов и, несмотря на численное превосходство противника, отважно ввязались в бой. Небо вновь наполнилось звуками стрельбы и первые подбитые самолеты, наши и немецкие, начали втыкаться в землю около аэродрома. Ситуацию для противника осложнял тот факт, что, из-за непредвиденной задержки, баки у истребителей опустели уже наполовину и им следовало ложиться на обратный курс. Да и солнце уже почти зашло. Все это привело к тому, что минут через десять небо над аэродромом опустело…

Андрей бегом приближался к свалке, возникшей около разбитого "Юнкерса", стараясь не сильно оглядываться по сторонам – вокруг валялись обгоревшие трупы, иногда фрагментированные. Зрелище не из приятных.

После ухода немецкой авиации потерявшие надежду немногие уцелевшие немецкие десантники сдались. Но взявшие их в плен бойцы БАО, впервые узнавшие, что такое настоящая война, не сдержав своих чувств, начали их избивать. Хоть и били за дело, но все-таки – непорядок, пленные же.

— Прекратить! — громко скомандовал Воронов, добежав до места свалки. Вошедшие в раж бойцы неохотно подчинились. Он подошел к одному из пленных, выглядевшему похожим на офицера. Тот, утирая кровавую юшку с лица, заметил Андрея и, ухмыльнувшись, обратился к нему на довольно сносном русском:

— У вас всегда принято бить пленных, герр Воронофф?

"Та-ак! Это еще что за новости?" — у Андрея чуть не отвисла челюсть.

— Представьтесь!

— Оберст-лейтенант[16]Вейсе, полк "Бранденбург", — немец и не думал запираться.

"Ну, ясно, что не стройбат! Что-то мне это начинает не нравиться – абверовский спецназовец, а меня в лицо знает! Надо его изолировать, а то болтает много!" — он отдал соответствующие распоряжения.

Первый допрос пленного офицера Воронов решил провести сам, без посторонних. Слишком деликатная тема разговора вырисовывалась, чтобы доверять его особистам заштатного авиаполка. А завтра – отправить немца прямо в Москву, там разберутся. Пока же – поспрашиваем. Без протокола, все равно Андрей понятия не имел как его вести.

— Итак, имя вы назвали. Должность? — начал он.

— Командир второго батальона полка "Бранденбург".

— Вы командовали десантом?

— Да.

— Цель десанта?

— Посмотрите в бумагах, которые у меня отобрали, — оберст-лейтенант кивнул на сверток из нескольких листков, лежащий на столе. Воронов развернул сверток. И на первом же листе обнаружил собственную, впрочем достаточно мутную фотографию, сопровождаемую куцым описанием.

— Откуда у вас это?

— Вручили перед отправкой на задание.

— Вы должны были меня захватить или ликвидировать? — при мысли об этом у Андрея побежали мурашки по телу.

— Захватить. Руководство Рейха желает знать, что происходит в ближайшем окружении герра Сталина. Был получен список лиц, бывающих на фронтах, чей захват крайне желателен. Могу вас поздравить – вы в этом списке на почетном третьем месте, — охотно, даже с какой-то странной в его положении веселостью, сообщил Вейсе.

— Благодарю, польщен, — сухо ответил Андрей, призадумавшись. Откуда они знают о его скромной персоне такие подробности?

— Ладно, об этом потом. Как вы узнали о моем пребывании здесь?

— Из допроса пленного летчика. Он сам о вас упомянул, никто его за язык не тянул, — опять ухмыльнулся немец.

"Так, теперь понятно, откуда у них подробная информация о аэродроме. Майор Светлов, заместитель командира полка. Был сбит два дня назад зенитной артиллерией при разведке ближних тылов противника. Считали, что он погиб. А он оказывается, гад такой, все им и разболтал. По собственной инициативе, если верить немцу."

— Расположение всех объектов на аэродроме тоже он раскрыл? — уточнил Андрей.

— Со всеми подробностями! И упомянул, что по вечерам вы всегда находитесь на КП. Разрешите закурить, герр Воронофф?

— Да, пожалуйста, — Андрей протянул тому пачку папирос. Что-то в речах пленного подполковника казалось ему неправильным. Не так, по его мнению, должен был вести себя захваченный офицер элитного подразделения.

— Почему вы мне это все так легко рассказываете, оберст-лейтенант? Даже то, что я и не спрашивал? — поинтересовался он после некоторой паузы.

Вейсе каким-то излишне порывистым движением затушил, в служившей пепельницей гильзе от зенитного снаряда, недокуренную папиросу и, глядя своему собеседнику прямо в глаза, проговорил:

— Герр Воронофф, я честно выполнял свой долг перед Рейхом, но, раз судьба распорядилась таким образом… Мне, как и многим профессиональным военным, в последнее время стало абсолютно ясно – Германия эту войну проиграла. Конец еще не близок, но неизбежен. Наш единственный шанс был – разбить ваши войска сразу, но мы не сумели. А теперь нас ждет долгая война на два фронта – как в Первую Мировую. И с тем же результатом.

— Для вас война в любом случае уже кончилась.