У причала стояло несколько судов. Одно, судя по тому, как рабы таскали бочонки из его трюма, пришло недавно. Рабы поставили носилки на землю. Первуша тронул за руку Алонсо:

– Это то судно, которое ты ждешь?

Алонсо привстал, потер глаза:

– Нет, это же торгаш! Зерно привез, ткани. Те, которые рабов возят, выглядят скромнее.

И правда, на этом парус опущен, но цветной, сам чистый. И только когда диск солнечный коснулся на горизонте воды, в порт вошло судно. Прямой парус и один ряд весел на случай, если стихнет ветер.

Судно ошвартовалось у причала, с него сбросили сходни. Сначала сошли несколько членов команды, затем из трюма поднялись двое рабов. Алонсо уже проветрился под свежим морским ветром, важно направился к судну, переговорил с владельцем, махнул рукой Первуше, подзывая. У Первуши во рту пересохло от волнения. Увидит он брата, или произошла ошибка и ему попытаются отдать совершенно не того человека. На негнущихся ногах пошел к судну. Смеркаться стало, он вглядывался в лица двух рабов. Кто из них? Вдруг один бросился к нему:

– Брат, ты ли это?

Первуша замер. Подросток худой, загорелый, немытые патлы сзади веревочкой в хвостик стянуты.

– Дайте факел! – приказал Алонсо, поняв затруднения знахаря.

Рабы принесли факел. При его свете Первуша нашел знакомые черты. Но он видел его совсем ребенком, лицо изменилось.

– Как звать меня, помнишь?

– Первуша.

– А брата меньшего?

– Любимом звали, да нет его в живых.

Ответ правильный. Насчет Первуши подсказать могли, но про Любима не знал никто. Взыграли родственные чувства, брат перед ним. Крепко обнял младшего родственника, стиснул в объятиях. Алонсо с нескрываемым интересом и любопытством смотрел на встречу.

– Не пристало стоять на причале. Идем домой.

В принципе, вести домой Первушу и его брата – добрая воля Алонсо, наверняка с подачи Фернандо. Брата Первуше вернули, исполнив свою часть договора, гуляйте на все четыре стороны. Но у Первуши денег нет совсем, брата покормить надо, переодеть, на нем ветхие рубища с чужого плеча, чьи-то обноски. А еще к цирюльнику сводить, постричь, а лучше обрить. И крайне необходимо вымыть. Запашок от брата убийственный.

Алонсо в палантин уселся, рабы носилки подняли, понесли. За ними оба брата. Поговорить хочется, расспросить, но при рабах и Алонсо не хотелось. Придется потерпеть. Первуша полагал, по позднему времени в доме все спят. Но Фернандо явил великодушие и хозяйскую рачительность. Кузнец из рабов клещами перекусил серьгу в ухе, снял.

– Отныне ты свободен! – торжественно объявил Фернандо.

У Вторуши слезы на глаза навернулись от радости. Только тот, кто хлебнул неволи в чужих краях, оценит свободу в полной мере. Но это были не все сюрпризы. Вторушу усадили на камень во дворе, призвали раба-цирюльника. Тот осмотрел голову.

– Оставить волос на палец?

– Брей налысо! – поторопился с ответом Первуша.

Налысо брились воины. Крестьяне и прочие сословия оставляли короткую стрижку. Длинные волосы носили служители церкви. Но Первуша побаивался вшей, поэтому голову только брить. Цирюльник ножницами состриг волосы, насколько смог. Потом намылил голову, опасной бритвой несколькими движениями снял все волосы. Вторуша внешне сразу пару лет скинул.

– Теперь мыться! – приказал Фернандо. – Рабыни, он ваш!

С Вторуши содрали рубище, парень застеснялся, а его под руки к большому медному котлу ведут. Сначала намазали оливковым маслом, потом грязь с маслом убрали деревянными лопаточками, а уже затем в котел. Терли губками усердно. От давно забытого удовольствия Вторуша покряхтывал, глаза закрывал. Затем обтерли полотенцем. Один из слуг принес чистую рубаху и порты.

– Одежда по вашим обычаям. А завтра Алонсо отведет его на рынок и купит подобающую одежду. А то люди осудят. Не в рубище же ему домой возвращаться? А сейчас за стол.

Первуша успел брату прошептать:

– Виной не пей! Для вида ко рту подноси. И много не ешь, заворот кишок получишь. Понемногу, постепенно к еде привыкать надо.

– Знаю, говорили среди невольников.

А за стол сели, у Вторуши глаза разбежались. После скудной похлебки хотелось всего. Но брал все и очень понемногу. Первуша за братом приглядывал. Впрочем, хозяин и сын застолье затягивать не стали.

– Все утомились, пора отдыхать.

Когда братья уединились, стали наперебой расспрашивать друг друга. Первуша вынужден был сказать правду горькую о смерти отца и матери.

– Ты-то как выжил в лесу? Морозы были!

– Подобрал меня знахарь Коляда, вечная ему память. Я уже замерзал, как он меня нашел, одному Богу известно. Выходил, отогрел. У него остался, в учениках. Жаль, погиб он, но кое-что из знаний своих мне успел передать. Думаешь – как тебя вызволил? Деньги огромные потребны. Откуда у меня такие? Вылечил Фернандо от тяжелой болезни, он в благодарность тебя сыскал. Уговор у нас был.

– Здорово, что получилось все.

– Про себя расскажи.

– Брат Любим до Кафы не дожил, замерз, пока татары везли. Где его косточки, не ведаю. Работать заставляли, кормили едва, чтобы не сдох. Семью вспоминал, тебя, тем и выжил.

Проговорили до утра.

Под утро прикорнули на топчане, обнявшись, как когда-то в детстве. А уже рабыня входит с принадлежностями для умывания.

– Хозяин встал уже.

Нехорошо Фернандо заставлять ждать. Оба умылись быстро – и на первый этаж, в трапезную. Завтрак скромный был – фрукты, шербет, лепешки. Фернандо, всю жизнь проживший в Крыму, многое перенял от степняков, при поездках в Египет, на Тамань, частично бывшей под черкесами. Вот горячий шербет, вовсе не генуэзское питье, восточное.

После завтрака хозяин и Алонсо нарядились, как на выход. Всей группой вышли из дома. Впереди – слуга, при виде рабов или некоренных жителей кричал:

– Дорогу господину!

За слугой важно шествовали Фернандо с сыном, а за ними Первуша с братом. При встрече со знатными гражданами или богатыми торговцами Фернандо раскланивался, заводил беседы. Знакомые удивлялись:

– Тебя давно видно не было, говорили – от дел отошел, совсем немощен!

– Враки завистников! Не скрою – болел. А теперь здоровее всех моих недругов, свинец им в глотку! Вот спаситель мой!

И рукой на Первушу показывал. Знакомые окидывали знахаря оценивающими взглядами. Не верили – больно молод, да к тому же из русичей. Что они могут, если ходят в лаптях? Но Первуше было все равно, что о нем думают незнакомцы. Уже сегодня, а скорее завтра утром они покинут Кафу, чтоб ей гореть в аду. До рынка с многочисленными остановками шли почти до полудня. Рынок огромен, шумен, а уж разноязыких народов – тьма. Купцы из многих стран товар свой нахваливают. И здесь знакомые у Фернандо нашлись. Всем похвалялся здоровьем хозяин, всегда на Первушу указывал. Сначала знахарю это нравилось, потом раздражать стало, пока не понял. Так это Фернандо восхваляет на собственном примере знахаря для будущей совместной деятельности. Ну хитер!