— Вот только сам он все недоволен, — вздохнула Дарья Матвеевна, — все хочет учиться технике рисования профессионально, а мы не можем ему этого дать. И как послать его в художественную школу — тоже не знаем. С его заболеванием его ни в одну спецшколу не возьмут. Он ведь ухода требует, а кто ему сиделкой будет?

Кира пробормотала в ответ, что постарается поспрашивать среди знакомых, что можно сделать, но на самом деле плохо представляла себе, чем может помочь. Найти художника-волонтера куда сложнее, чем носителя иностранного языка. Да и нет в интернате условий для этого. Прав Сережа, кто же будет ездить сюда ради одного мальчика? Хотя можно ведь целую группу собрать, если заинтересовать, может, и другие дети потянутся.

Дарья Матвеевна повела Киру показать их классы.

— Если мы наладим преподавание иностранных языков, то можно будет один из классов переоборудовать именно под эти уроки.

Она даже уже присмотрела один из классов для этих целей и показала его Кире.

— Что вы думаете? Повесим плакаты, магнитофон поставим, телевизор для программ обучающих, может, компьютеры выпросим у спонсоров, хоть самые старенькие, и то пойдут.

— Отличная идея, — ответила Кира, витая мыслями в другом направлении.

В конце коридора она заметила дверь, расположенную особняком от других дверей.

— А там у вас что? — заинтересовалась она. — Гимнастический зал?

— Да нет, планировали поставить там тренажеры специальные, но так и не нашли на них денег. Пока пустует, гимнастикой наши в лечебном крыле занимаются, есть там небольшая комната, ее хватает, группы-то маленькие.

— А можно взглянуть?

— Пожалуйста, — Дарья Матвеевна пожала плечами. — Только вот для английского языка она не подойдет, слишком большая, дети просто не услышат учителя.

За последнее время Кира научилась доверять своей интуиции. Частично голос интуиции она приписывала своему червяку-паразиту, благодаря которому ее сны транслировали информацию. Сейчас внутренний голос совершенно четко говорил о том, что заброшенная комната окажется той самой.

Торцевое расположение позволило спроектировать в комнате окна вдоль двух стен. Высокие стеклянные пространства впускали столько света, что он просто заливал всю комнату солнцем. Кира не ошиблась. Это была она — студия. Конечно, требовалось много еще доделать, чтобы превратить ее в настоящую студию, но все же это была та самая комната из сна. Кирин дом тут был ни при чем. Это интернатовскую студию она видела во сне. Как она ее переделает, на какие средства, кто будет в ней преподавать живопись — все эти вопросы казались сейчас второстепенными. Она даже не думала, как будет их решать. Все, что она знала в данный момент, это то, что студия нашлась.

— Дарья Матвеевна, кажется, я придумала еще один проект для вашего интерната. Если только мы сможем найти средства….

Но средства не нашлись. На лечение, на еду, на самое необходимое найти деньги всегда реальнее, чем на ремонт. Тем более на переделку зала под учебную художественную студию. Тем не менее Кира предложила пока просто очистить зал от всего лишнего, смастерить несколько парт и простых мольбертов и начать уроки живописи. Она была убеждена, что это очень полезно для детской психики.

— Посмотрите на Сережу, он же буквально преображается, когда рисует. То же самое будет и с другими детьми. Просто надо их увлечь, показать, что они могут, дать выход их фантазии.

Дарья Матвеевна поддержала идею Киры, но все организационные вопросы возложила на нее. Толик помог смастерить несколько мольбертов, а дать первые уроки она уговорила Алекса. Правда, хватило его ненадолго, но замену себе он нашел более чем достойную.

Глава 19

Миша Таперский родился с кистью в руке. Так любили говорить в его семье. Легенда эта родилась не из воздуха. Когда сморщенное тельце Миши вышло из материнского чрева, в руке его была зажата пуповина, причем прошла она через пальчики младенца таким причудливым образом, как будто он держал кисть. Акушерка, будучи дочерью художника, сразу же заметила это чудо и воскликнула: «Глядите, мамаша, а малыш-то у вас будет художником! Вон как пуповину схватил, словно кистью рисовать собрался!»

Вот с тех пор и повелось у Таперских подшучивать над Мишей по этому поводу. Впрочем, шутили шутки лишь до определенного возраста, лет так до пяти-шести, а потом заметили, что мальчик и вправду хорошо рисует. Рисовал он чем попадется — кусками мела, подобранного на соседней стройке, угольком, палкой на песке, а когда родители подарили на Новый год чудесный набор цветных карандашей — начал писать настоящие картины. Так карандашами да дешевой акварелью и рисовал бы, но учителя в школе тоже заметили одаренность ребенка и стали привлекать его к оформлению стенгазет, информационных уголков и прочим «полям деятельности». А затем записали его в изостудию, выдали настоящие краски и мольберт с огромным листом бумаги.

С тех пор слава Михаила Таперского вышла далеко за пределы школы и районного Дома пионеров. В двадцать пять лет он уже был членом Союза художников, а в тридцать за его картины давали такую цену, что можно было писать по одной маленькой картине в год и ни о чем не беспокоиться.

Когда Миша разменял четвертый десяток, его угораздило влюбиться. Он и до этого влюблялся бесчисленное количество раз, но эта женщина сумела завладеть его воображением как никто. Звали ее… Впрочем, какое это имеет значение? Ни имя ее, ни то, чем она занималась, не говорили знакомым Миши ровным счетом ничего. Она словно пришла ниоткуда, время от времени появляясь с Мишей у него на даче, всегда с иголочки одетая, уверенная в себе, ухоженная, можно даже сказать — симпатичная, но тем не менее тот творческий люд, который обычно ошивался у Таперского, не мог найти в ней ничегошеньки, что могло бы зацепить взгляд. Все только удивлялись, чем она так привязала к себе Мишу. Его жена и сменяющиеся любовницы были и красивее, и живее ее, но только эту женщину Миша называл своей Музой. Он никогда никому не рассказывал, при каких обстоятельствах он познакомился с Музой. Да и сам он не любил вдаваться в детали, которые хоть каким-нибудь образом возвращали его в быт, в реальную жизнь, в ту пошлость, как он выражался, среды обитания и существования, которая издавна враждует с творчеством. Он словно придумал себе некий образ, поместил его в реальную женщину и черпал вдохновение из источника, в котором трудно было различить, где явь, а где вымысел Таперского. Миша не анализировал, что его так заводит в этой женщине. Он просто