Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что тут скажешь? Виноват. Но, увы, вовсе не в случившемся.
— Это скандал. Даже больше, это позор. Самый настоящий позор, глубину которого вам по молодости лет вряд ли удастся осознать.
— Милорд, у действующих комендантов наверняка были причины, чтобы…
— Вот только не надо защищать тех, кто этого не заслуживает! Да, разумеется, причин будет представлена масса. И все исключительно весомые. Но меня куда больше интересует всего одна, которая касается не бездействия, а наоборот.
В этом Айден был совершенно солидарен с лордом-смотрителем. Потому что все еще не мог представить себе, какие именно шестеренки зацепились друг за друга в голове Тааса в тот момент.
— У него не было достаточных средств, верно? Да у него вообще ничего не было, кроме намерения исполнить свой долг! И этого, как ни странно, хватило.
— Милорд, я не ставил перед комендантом никаких…
— Айден, ваши кадровые решения всегда остаются на вашей же совести, и никто не вправе их обсуждать. Но как мне кажется, вы кое-что успели позабыть. Комендант базы сам ставит себе задачи. И сам выбирает способ их достижения. Если, конечно, находится на своем месте. А я думаю, в этот раз именно так все и получилось.
Это не похвала, а нечто гораздо большее. Признание заслуг, по сравнению с которым любая награда, пусть и врученная лично императором, будет выглядеть безделушкой. И можно только пожалеть, что слова лорда-смотрителя не слышит тот, кому они предназначены.
— Я не хочу давать ход разбирательству. А поскольку существует очень хорошая возможность замять случившееся, объяснив все отношениями вассала и…
Айден снова зажмурился.
— Что-то не так?
— Милорд…
— Вы ведь приводили его к присяге, не правда ли?
И почему пол не разверзается под ногами, когда это больше всего необходимо?
— Приводили?
— Нет, милорд. Я не успел это сделать.
Лорд-смотритель сцепил пальцы в замок:
— То есть вы хотите сказать, что риску добровольно подверг себя тот, кто даже не обязан был так поступить?
— Да, милорд.
Пауза длилась достаточно, чтобы Айден в красках представил себе грядущие кары, но закончилась всего лишь усталым:
— Вас следовало бы выпороть.
— Как пожелаете.
— Перед строем.
— Никаких возражений.
— А потом тоже наградить.
— Милорд?
— Мы еще вернемся к этому разговору, лорд-претендент четырнадцатого ранга.
Айден мог наделать глупостей, из упрямства или по недомыслию, мог вконец запутаться в происходящем и перевернуть все с ног на голову, но совершенно точно помнил, что за десятью идет одиннадцать, а вовсе не четырнадцать.
Вовсе не то число, от которого до титула, вожделенного всеми, кроме лорда Кер-Кален, оставался только один шаг.
Все это уже было.
Окружающая действительность снова темная, душная и ароматная.
Правда, темно вовсе не от того, что глаза закрыты: я как раз усиленно моргаю, но ресницы только беспомощно елозят по шершавой ткани, в которую зарыта моя голова. Собственно, и дышать трудновато по той же самой причине. А еще импровизированная подушка пахнет, но вовсе не так, как это должны делать спальные принадлежности: кислый аромат металла и едкие пары то ли смазки, то ли растворителя. Хорошо еще запахи недостаточно сильные, чтобы вызывать тошноту, иначе, вкупе с легкой качкой…
— Ласточка моя, что я вижу? Да неужели?
— Давно надо было избавиться от этого хлама.
— Ты даже не представляешь, сколько за него могут заплатить любители старины!
— Поиски хотя бы одного такого замшелого коллекционера обойдутся гораздо дороже. Не та овчинка, не та выделка.
— И я… могу?
— На здоровье.
— Ласточка моя, я перед тобой…
— В долгу, в долгу. И учти: у меня все ходы записаны.
Что-то очень знакомо шуршит. Дверь? Во всяком случае, после этого недолгого звука наступает тишина, а значит, остроносая и впрямь ушла. Вышла вон.
Шлеп! На голову и плечи падает еще один слой ткани, и становится уже непроглядно темно. Нет, так дело не пойдет. Надо собраться с силами. Надо выпутаться из этого кокона. Вот прямо сейчас возьму и…
Почувствую себя шашлыком?
Больно же, мать твою! Аж слезы брызнули. Ну кто так уколы делает, скажите?
Конечно, Вася: первое, что вижу, выбираясь на свет божий, это его лицо в обрамлении растрепанных лохм.
— С ума сошел?!
Задница не просто болит: полыхает от боли. И кажется, огонь потихоньку ползет к лопаткам.
— А чего? Это же просто витаминчики. Для тонуса.
— Едва насквозь не проткнул!
— Да не, иголки бы не хватило, — возразил лохматый, демонстрируя орудие медицинской пытки.
И правда, коротковата: в ягодице заблудится. Но это еще не повод, чтобы…
— Еще разок? Глядишь, и натренируюсь.
— А не пошел бы ты с твоими тренировками, коновал хренов!
— Кстати, очень подходящее слово. Правильное.
Какое? О, черт. Ну можно же было забыть? Хоть на минуточку?
— Хорошо, что у Виеты такая штука вообще нашлась. Иначе тебе пришлось бы туго.
Штука? Он об этой коробке в руках? Похожа на аптечку. Видимо, ею и является. Правда, скудноватый набор лекарств: всего два флакона, на одном из которых написано…
Ну да, «живая вода». А на втором, в полном соответствии народным сказкам — «мертвая».
— Сейчас их уже днем с огнем не сыщешь. Разве только на заказ добывать.
— Ты чем меня колол?
Хотя можно было и не спрашивать, потому что изрядного количества жидкости не хватает именно во втором флаконе.
— Этим. Точно по инструкции.
— Может, тут где-нибудь и молодильные яблочки завалялись?
Вася пожал плечами:
— Ласточка заикалась о каком-то контейнере с мусором, так что все может быть. А тебе-то они зачем?
Сожрать пару кило, счастливо впасть в детство и заставить кое-кого менять мне подгузники.
— Ладно, потом поищем, если хочешь. А пока извини: мне надо и собой заняться.
Он чуть нагнулся, ухватился за что-то, и моя лежанка плавно пошла вверх. К потолку, который оказался не таким уж и далеким.
— Эй, полегче!
— Да не дергайся ты, лафет выше стопора не уедет.