– Ну, не знаю, – пожал я плечами. – Вряд ли мистеры Хорнби вообще думали о силлогизмах.

– А по-моему, силлогизм, который они выстроили, таков: в преступлении виновен имярек, оставивший отпечаток пальца. Допустим, Джон Смит – человек, которому принадлежит оттиск пальца на листе бумаги, найденном в сейфе. Вывод: грабитель – Джон Смит.

– Непротиворечиво, и что дальше?

– Как что? – удивился Торндайк. – Этот силлогизм побуждает нас задаться вопросом: совершил ли кражу субъект, то есть Джон Смит, оставивший данный отпечаток? Требуется доказательство.

– Это заставляет расследовать дело без опоры на отпечаток пальца, который в результате теряет всякую важность.

– Вовсе нет, – возразил Торндайк, – отпечаток пальца – ценнейшая улика, если не преувеличивать ее значение как свидетельства. Возьмем наш случай. Без отпечатка большого пальца украсть алмазы из сейфа мог кто угодно, другой улики нет. Но наличие оттиска сразу сужает круг подозреваемых до Рубена Хорнби и некоего лица, имевшего доступ к отпечаткам пальцев нашего клиента.

– Теперь понимаю. Так вы рассматриваете мою версию о злоумышленнике Джоне Хорнби как достаточно здравую?

– Она, безусловно, имеет право на жизнь, – заверил Торндайк. – Прежде всего, она оригинальна; во-вторых, новые факты, которые вы собрали, повышают степень ее правдоподобности. Помните, я выдвинул четыре гипотезы? Кража совершена либо Рубеном, либо Уолтером, либо Джоном Хорнби, либо каким-то другим человеком. Но какого-то другого человека лучше приберечь на случай, если три первые кандидатуры не подойдут, а пока мы остаемся с Рубеном, Уолтером и Джоном. И если хоть на миг усомниться в отпечатке пальца, то наиболее вероятным подозреваемым сразу становится кто? Правильно, Джон Хорнби, поскольку он, по общему признанию, имел доступ к бриллиантам, а был ли таковой у кого-либо еще – история умалчивает. Конечно, отпечаток пальца направляет подозрения на Рубена, но это, как показывает ваша теория, вовсе не обеляет Джона Хорнби. Напротив, в настоящий момент мне видится баланс вероятностей: Джон Хорнби владел ключами от сейфа с алмазами, значит, мог украсть их. Но предположим, что некое другое лицо, тоже обладавшее ключами, открыло сейф уже после того, как Джон Хорнби ушел, подсунуло туда лист с отпечатком пальца Рубена, заперло тайник и удалилось восвояси. Тогда это неизвестное нам лицо и есть вор.

Резюмирую: отпечаток пальца принадлежит Рубену Хорнби, и данный факт с высокой убедительностью указывает на нашего клиента как на похитителя бриллиантов. Однако нет свидетельств, что Рубен имел доступ к камням; выходит, он не мог оставить свой отпечаток тем образом и в то время, как ему приписывает сторона обвинения. Зато дядя Джон вполне мог заполучить отпечаток пальца своего племянника еще до кражи и намеренно подбросить лист бумаги с кровавым оттиском в сейф. Какой тогда напрашивается вывод? Мистер Хорнби сам украл алмазы.

– А Уолтер Хорнби? – спохватился я. – Что вы думаете о нем?

– Он тоже при желании раздобыл бы отпечаток пальца Рубена, но мы не знаем, имел ли Уолтер доступ к сейфу с драгоценностями или к блокноту своего дяди. В общем, подозревать этого молодого человека у нас пока нет оснований.

– Понятно, – кивнул я. – Значит, теперь главное – выяснить, была ли возможность: а) у Рубена отпереть сейф; b) у его дяди, мистера Хорнби, заранее заполучить в свою записную книжку кровавый отпечаток пальца племянника.

– Да, – подтвердил Торндайк, – эти вопросы основополагающие, хотя есть и другие, которые пока остаются без ответа. Комнату Рубена обыскала полиция и не обнаружила ни отмычки, ни дубликатов ключей. Любопытно, хотя это ничего не доказывает: парень успел бы избавиться от улик, едва услышав, что его подозревают в краже. Между прочим, Рубен не помнит, чтобы где-то оставлял кровавый отпечаток своего пальца, – я уже давно у него поинтересовался. Момент неясный.

– Принимаете ли вы в расчет ответственность Джона Хорнби за бриллианты?

– Я бы пренебрег этим обстоятельством, – ответил мой друг. – Хорнби не брал на себя никаких официальных обязательств и не допустил очевидной небрежности. По закону он невиновен.

Торндайк рано ушел спать, а я долго сидел перед камином, размышляя над запутанным делом, и чем больше думал о нем, тем неувереннее себя чувствовал. Если Торндайк не в силах предложить ни одного удовлетворительного объяснения, значит, защита обречена на провал, ведь суд вряд ли согласится с мнением адвокатов по поводу недостаточной доказательной ценности отпечатков пальцев. Зачем же Торндайк уверял Рубена, что защитит его? С какой целью выразил свою убежденность в невиновности обвиняемого? Тут что-то не состыковывалось: Торндайк никогда не бросал слов на ветер и не был настолько сентиментален, чтобы обнадеживать клиента пустыми обещаниями только из жалости. Нет, – рассудил я, – у моего коллеги что-то припрятано в рукаве, какие-то факты, ускользнувшие от моего наблюдения. Едва я добрался до этого пункта, как глаза мои стали слипаться, я вытряхнул пепел из трубки в камин и тоже отправился в постель.

На следующее утро, выйдя из своей комнаты, я увидел Полтона с подносом: наши спальни находились по соседству в мансарде над лабораторией и мастерской, – и последовал за ним к Торндайку.

– Я плоховато себя чувствую, – сказал мой друг, не вставая с постели. – Спущусь в приемную попозже, примерно к ланчу, а пока немного полежу. Удар по голове – не шутка, знаете ли. Нет-нет, со мной все в порядке, но необходимы меры предосторожности – покой и диета, – пока я не удостоверюсь, что перенес вчерашний инцидент без опасных последствий. Дорогой Джервис, вы поможете мне сменить повязку на голове и отослать кое-какие письма?

Я выразил готовность сделать все, что требуется, и похвалил своего друга за здравомыслие, хотя с трудом представлял, как Торндайк, человек кипучей энергии, не привыкший терять ни одной драгоценной минуты, перенесет вынужденное бездействие. Короче говоря, я завтракал в одиночестве, а потом все утро писал и отправлял письма разным корреспондентам своего коллеги, в первую очередь тем, кто ожидал его визита. Вскоре после ланча, весьма умеренного, ибо Полтон включил меня заодно с доктором в список лиц, которым не повредит диетическое питание, мы услышали звонок хэнсомского кэба, спускавшегося со стороны Краун-Оффис-роу.

– А вот и ваша прекрасная компаньонка, – улыбнулся Торндайк, которого я уже посвятил в свой план посещения Холлоуэйской тюрьмы. – Передайте Хорнби, чтобы он ничего не боялся, а сами помните, о чем я вас предупредил. Надеюсь, вам не придется жалеть, что вы оказываете мне услуги, за которые я у вас в долгу. До свидания, не заставляйте леди ждать.

Я сбежал по лестнице и вышел на улицу в тот самый момент, когда кэбмен остановился и распахнул дверцу.

– Холлоуэй, к главному входу в тюрьму, – тотчас распорядился я, вскочив на подножку.

– Там черного входа нет, сэр, – издевательски осклабился кэбмен, но, к моей радости, говорил он негромко, и Джульет ничего не услышала.