Но хозяйка, вежливо улыбнувшись, пожала плечами. У них нет мальчиков. Только она и охранник. Она выпекает хлеб и варит кофе. Он охраняет. И никто у них не живет.

– Sorry, – пробормотала я и принялась скорее за кофе.

Ника вернулась, а я все была погружена в свои мысли. Может, мальчик все-таки был видением? Эдаким призраком предместья Парижа?

Я глотала кофе, горячий, сладкий – как лекарство. Мне хотелось, чтобы навязчивая картинка с мальчиком исчезла. Потому что она меня тревожила.

– А тебе не стыдно? – вдруг спросила Ника, откусывая от своего пирожного.

– За что? – Я чуть не подавилась «черепицей». Ника все-таки следила за моими занятиями паркуром, что ли?

– Велл, что родители послали нас в Париж, чтобы мы прикоснулись к прекрасному, а мы болтаемся с тобой по великим музеям и ничего прекрасного понять не можем. Ну, ничего нас с тобой не трогает так… До глубины души.

– Чего это ты задумалась о глубине души? – с подозрением спросила я.

– Я же без пяти минут актриса. Если завтракать так каждый день, меня однозначно возьмут на роль полной девушки в том сериале!

– Ну хорошо, – кивнула я, – давай сегодня будем стараться проникнуть в суть музеев. Что там у нас по списку?

– Музей науки и индустрии в парке Ла-Виллет, – проговорила Ника, заглянув в свой справочник.

– Что ж, попробуем быть серьезными, – кивнула я. – Если папуля позвонит, а он это явно сделает, будет что ему рассказать.

Я бросила взгляд на хозяйку.

Она что-то негромко спросила у лысого дядьки, он ей ответил, кивнув на чашку с кофе, а потом она застыла рядом с ним на несколько минут, глядя в окно и думая о чем-то своем.

Музей науки и индустрии находился в огромном современном здании и весь был из стекла и металла, как говорит про такие здания мой папа.

– Думаешь, это кубизм? – спросила я, поднимаясь по ступенькам. – Или какой-нибудь конструктивизм?

– Думаю, хай-тек, – важно сказала Ника, но тут же призналась: – В путеводителе прочла. А вообще тут – кул.

Внутри и правда было «кул», как в космическом корабле, тоже везде металл и пластик, сплошная автоматика и свисающие с потолка серебристые звездочки.

Мы честно обошли столько экспозиций в Индустриальном музее, сколько смогли, и по дороге все проверяли друг друга, чтобы не забыть, какие факты мы должны запомнить и с придыханием выложить родителям.

– Как называлась эта экспозиция, хани?

– «Образование Вселенной».

– И как та образовалась?

– Э… ээ… сначала были элементы… упс. Материя. Она…

– Bang!

– Икзектли. Взорвалась. Взорвалась и образовались… Планеты.

– Галактики, Ника.

– Да, галактики.

– Потом звезды.

– Ага!

– А потом уже планеты…

– А потом и мы с тобой. Пойдем вот туда! Там показывают нарезку из научно-фантастических фильмов. Хочу посмотреть на молодого Клуни.

В общем, мы честно старались проникнуться духом Индустриального музея и даже поучаствовали в такой игре: на стену проецировались те самые отрывки из фильмов, а ты подходишь к стене, и камера ловит тебя и транслирует изображение на ту же стену. То есть делает тебя участником фильма. Ника ходила вдоль стены, поднимала и опускала руки, корчила рожи среди монстров, мутантов и инопланетян, а я все снимала на камеру в телефоне.

Но думали мы обе явно о другом. Ника, похоже, грезила «Макдоналдсом», который заприметила у входа в музей. Я никак не могла выкинуть из головы мальчика.

Наконец я сдалась. Спустилась в холл, уселась на красную клеенчатую скамейку. Ума не приложу, почему в музеях все время такие странные скамейки – то каменные, то клеенчатые, противно прилипающие к ладоням. Наверное, чтобы посетители не засиживались, а бежали скорее любоваться экспозициями.

А для таких лентяек, как мы с Никой, сойдет и клеенка. Я достала блокнот, а Ника со вздохом потащилась в кафетерий. Она принесла сэндвичи и чай, а я очень быстро делала набросок мальчика. Это был единственный способ освободить мозг от картинки. Перенести ее на бумагу.

– Знаешь, – сказала Ника, усаживаясь рядом со мной на скамейку, – а тут неплохо.

Я оторвалась от рисунка и посмотрела в огромное, во всю стену окно. За ним открывался вид на парк, весь уставленный техникой, слева виднелась черная подводная лодка, справа – белый вертолет, весь облепленный ребятней, гуляющей по парку, а прямо перед нами был огромный сверкающий металлический шар, высотой с пятиэтажный дом. Это был знаменитый кинотеатр «Жиод», в котором показывали документальные научные фильмы. Справа и слева от прохода к кинотеатру располагались маленькие прудики, из которых торчали белые прожекторы, похожие на замерших в испуге куриц.

Ветер гнал по небу хлопья облаков, по воде мимо «куриц» бежала рябь, а по проходу спешили в кино люди в красных, желтых, синих куртках, особенно ярко выделяющихся на фоне серого дождливого дня.

Я вдохнула запах кофе и снова принялась за работу. Потом достала мобильник и стала срисовывать с фотографии иероглифы.

Наконец рисунок был закончен. Я нарисовала мальчика вполоборота, у стены.

– Ой, – вздрогнула Ника, – где ты такого видела?

– Сегодня утром у кафе… Я… Я занималась йогой на улице, – соврала я, чувствуя, что краснею.

Но Ника ничего не заметила: она во все глаза разглядывала рисунок.

– А что у него за шрам? От ножа?

– Нет, ножом он себя поцарапал. А шрам такой уже… затянувшийся. У меня был похожий, я сковородкой обожглась.

– Ножом себя поцарапал?

– Угу. И вот это название подчеркнул.

– Ты что, запомнила все эти закорючки?

– Нет, конечно. Я сфоткала. И перерисовала.

– А давай Ботанику переправим фотку? Может, он узнает, что это за слово?

Мы так и сделали. А потом Ника стала рассматривать второй рисунок. На нем я нарисовала мальчика крупным планом: слезы, струящиеся по лицу, плотно сжатые губы.

Нику снова передернуло.

– Бедняга… Как же ему плохо…

– Это точно, – вздохнула я, – а главное – я так и не пойму, привиделся он мне или я его видела на самом деле… Сэндвич не буду, прости. Он отвратительный.

– И кофе тоже, – поморщилась Ника.

– Зато рисунок удался, – сказала я.

– Не Ренуар, но момент пойман! – важно кивнула Ника.

– Отлично. Ну, пошли. Глянем еще пару экспозиций. Может, все-таки проникнемся этим музеем?!

Проникаться музеем мы пришли в зал физики. Не знаю, насколько это был правильный выбор, но уж раз решили…