Николя задумался.

— Я кое-что придумал… Нам понадобится ловкость и умение, но ни того ни другого нам не занимать. Мне нужен твой совет. С незапамятных времен у меня сохранилось письмо за подписью начальника полиции, согласно которому мне от имени короля вручались неограниченные полномочия.

— Подписанное Ленуаром?

— Если бы! Проблема в том, что там стоит подпись Сартина. И бумага датирована 1761 годом… Однако, если прикрыть рукой дату, она вполне производит впечатление.

— Но почему бы не попросить еще одну у Ленуара?

— Нет, на это я не отважусь. Несмотря на все его расположение ко мне, он слишком осмотрителен, чтобы идти на такой риск, и вдобавок я не хотел бы его компрометировать. И мне почему-то кажется, что наш Леруа подчинится только приказу, исходящему от Сартина.

— Откуда такое впечатление?

— Притворное неведение министра дает основание полагать, что он знает об этом деле много, если не все.

— Так ты думаешь, что…

— Ничего! Совсем ничего. К тому же этим письмом практически не пользовались… Abusus non tollit usus.[57]

— И уж тем более разрешения, — весело воскликнул Бурдо.

— В сущности, у нас нет выбора. Крайняя необходимость не позволяет нам затягивать расследование. В воскресенье мне надо ехать в Версаль…

Бурдо явно хотел услышать продолжение этой фразы, но комиссар сказал:

— Леруа могут настроить против нас, и тогда он откажется нас принять. Черт, нам предстоит партия не из легких.

— Надо захватить врасплох. Квартал находится под наблюдением. Может случиться, что наше появление всех распугает. За всеми, кто попытается покинуть мастерскую Леруа, пустим слежку. Наши агенты будут сменять друг друга и докладывать нам обо всем, что случится.

Когда их экипаж остановился на углу улицы Арлэ, Николя тотчас заметил Сортирноса с его громоздким оснащением; дребезжащим голоском он монотонно тянул: «У кого нужда — беги сюда!» Отныне его ведра служили для прикрытия его деятельности полицейского соглядатая: маскировка была поистине бесценной. Оставив Бурдо в засаде, комиссар подошел к своему давнему агенту и, прикрывшись широким клеенчатым плащом, занял место над одним из ведер.

— Давай слушай, Николя. Есть новости. Сегодня утром появился новый тип. Молодой, высокий, с военной выправкой.

— В синем плаще с позолоченными пуговицами?

— И точно, ты словно сам его видел! — изумился Сортирнос. — Но тут его знают. Я поболтал немного с соседями. Он частенько встречался здесь со своим приятелем, но того давно не видно, хотя он и работает у часовщика.

— А этот высокий все еще находится в доме у Леруа?

— Нет, ушел около часа назад. До порога его провожала молодая женщина.

— Ему дали уйти?

— Ну, ты опять принимаешь нас за цыплят неоперенных! Мы что, хоть раз тебя подводили? Его ведут по цепочке. Так что скоро мы узнаем, и куда он отправился, и зачем.

— Отличная работа! — похвалил осведомителя Николя, вложив ему в руку несколько монет; при виде золота на лице почтенного соглядатая расцвела улыбка.

Николя отправился к ожидавшему его Бурдо.

— Птички в гнездышке. Неизвестный успел вылететь, но наши ястребы настигнут его и сцапают.

И, не медля более, они отправились к Леруа, часовщику его величества.

Где путь пройдет мой в этом лабиринте?

Дороги в нем везде, но потерял дорогу я свою.

Леди Мэри Роут

Комната больше походила на будуар, нежели на лавку. Бившая в глаза роскошь словно кричала о том, какие высокопоставленные клиенты сюда заходят. За темными дубовыми панелями скрывались сейфы. Пожилой человек в пудреном парике сидел за столом маркетри и что-то писал при свече. Одетый в бархатный малиновый фрак, он походил на магистрата из расположенного рядом Дворца правосудия. Он поднялся и, сняв очки, доброжелательно взглянул на прибывших.

— Приветствую вас, господа, я к вашим услугам. У меня вы найдете самые лучшие часы. Конечно, вы можете сказать, что у меня высокие цены. Но мы устанавливаем их по справедливости, ибо они зависят от качества работы, а она всегда отличная, ибо мы не хотим продавать плохие вещи. Именно благодаря качественным материалам и работе я и заслужил свою репутацию. Часы в золотом корпусе, именуемые Парижскими, уходят за двенадцать, а иногда и за двадцать луидоров, такие же часы с репетицией стоят от двадцати пяти до тысячи. У меня также имеются модели в серебре, менее дорогостоящие. И я, господа, горжусь, что механизмы моих часов, вне зависимости от корпуса, всегда идут точно! Простите мне мое многословие, но я очень люблю свое ремесло!

— Мы побеспокоили вас не ради покупки. Можем ли мы поговорить с вами наедине?

Изумленный Леруа закрыл дверь и пригласил их устраиваться в креслах, стоявших перед его столом.

— Я вас слушаю, господа. Господа?..

Скрывать свои имена они не собирались.

— Я Николя Ле Флок, комиссар королевской полиции Шатле, следователь по особо важным делам, а это инспектор Бурдо, мой помощник. Перед нами поставлена весьма деликатная задача. Полагаю, господин Леруа, вы догадываетесь, о чем пойдет разговор?

Часовщик сразу как-то сжался. Давний коллекционер характеров, Николя с любопытством наблюдал резкую перемену в настроении сидящего перед ним человека; руки часовщика, сжимавшие линейку, внезапно побледнели, суставы пальцев стали совсем белыми.

— Да, да, конечно, — пробормотал он, — но простите, я, в сущности…

Вся его поза и поведение свидетельствовали о том, что он никак не мог найти нужный ответ на вопрос комиссара. На часовщика было жалко смотреть, и Николя решил, что долго сопротивляться он не сможет.

— Да… Наверное… Это о той злополучной подделке? Часы якобы из 24-каратного золота носили клеймо мастерской[58]и продавались из-под полы, ибо на самом деле корпус был сделан из латуни. Представляете, сколько поступило жалоб? А что делать? Только ждать, когда полиция его величества наведет порядок. Я вам признателен, господа, за…

— Соглашаясь с вашим осуждением ненавистных вам подделок, должны сказать, что они нисколько не интересуют наше расследование.

— Но разве…

— Позвольте мне ввести вас в курс дела. У вас в мастерской работал некий молодой человек, родом из Англии.

Леруа встал.

— Господа, господа, помилуйте, остановитесь! Я ничего об этом не знаю… Я провожу вас.