смотрит на Титая. Видит, как едва не сияют в тусклом свете отраженной луны его глаза. Сейчас они кажутся почти белыми.

Подозревал, что происходит он не из самой низкородной семьи, но чтобы так… Наследник правителя, значит. Политический заложник. Это многое объясняет. И то, что его не клеймили, не оскопили, что не могли казнить, — только наказывать. Постоянно наказывать и ненавидеть за то, что не могут дойти до конца. И ясно становится, почему Джахан пытался устроить его внезапную скоропостижную кончину именно в Доросе, на другом краю карты.

— Так, значит, ты не евнух? — Хан приходит к похожим выводам и задает весьма волнующий, но риторический вопрос, скрещивая руки на груди. — Ты знал?

Алексей кивает, пряча невольную улыбку. Хан возводит очи горе. Юный принц древней Ассирии жил с его женами, ел его еду и, кажется, очень важен для его лучшего друга.

— Султан Мурад — жестокий и властный человек. Я не могу понять одного: что такого сделал Орхан, чтобы ему было позволено оставить у себя столь важного заложника? И сделал ли? Вот в чем вопрос.

Сказанное заставляет задуматься всех. Ответ может сослужить хорошую службу в их деле. Мелек откидывается спиной к пыльной стене и проводит по рукояти кинжала. Появляется у него одно желание, для которого причин достаточно даже у него, хотя он лично никогда не был ни другом Кира, ни явным врагом Империи.

— Мы можем его убить? Орхана этого?

Алексей качает головой, поднося к губам руки, сцепленные замком:

— Султан бы не оставил наследника завоеванной страны у своего подчиненного ни при каких условиях. Уверен, он до сих пор думает, что Титай был убит сразу при нападении. — На ум приходит и еще одна догадка: — Иначе им не приказали бы забыть имена. Всем, привезенным из Эрбиля.

Титай почти чувствует, как раскалывается горящая голова. Запрокидывает ее, медленно выдыхая в потолок горячий воздух из горла. Он весь кипит. Слишком много новостей, которые не укладываются в стройный ряд. Возможно, сейчас можно было бы сойти с ума. Если бы не люди, с которыми он находится в одной комнате. Великий хан, последнее звено расколотой цепи Золотой Орды. Князь вольного города, в чьих жилах течет кровь Севера и Юга. Лучший друг. Один задает такие вопросы, от которых волосы на загривке встают дыбом. Другой с усмешкой продумывает план действий. Третий кусает губы, терзаемый муками совести, но ничем более. Все безумцы этого мира, ни один из которых даже не думает ему сострадать. И верно. Правда выходит на свет всегда безобразной, изуродованной. Только умелые руки человека могут омыть ее лицо, сделав красавицей. Титай проводит рукой по собственному лицу и вдруг смеется в голос:

— Да, я не клеймен и не евнух. Клянусь, прожил в гареме полжизни — ни одна госпожа не жаловалась.

Курт впивается в него страшным взглядом, забывая о своем стыде. А потом хохочет сам, понимая, насколько опасно звучали бы эти слова в присутствии правителей в любое другое время. И пожалуй, любых других правителей, кроме этих.

— Прошу прощения за дерзость. — Титай чуть кивает, улыбаясь хану мягко и абсолютно искренне. Только щеки пылают от таких разговоров.

Отсмеявшись, голос снова подает Айташ:

— Вы правы, князь. Султан Мурад не знает о том, что Кир оказался в плену у Орхана. Этим они и хотят воспользоваться, Орхан и посол. Попытка совершить тайное и подлое убийство правителя во время мирных переговоров — вещь низкая и не делающая чести стране.

— Джахан собирался свалить смерть Алексея на меня и отвести всем глаза. А потом, когда убийства не произошло, пытался убрать меня там, на Мангупе, — кивает Титай, подавшись вперед, — и вернуться в Порту с вестью, что таврические варвары погубили важного заложника. Так они избавились бы от необходимости отвечать за мою смерть перед…

— Перед правителем Эрбиля, с которым Орхан заморозил войну, пока держал тебя на цепи. Было удобно сохранять тебя при себе. И было бы удобно, если бы ты трагически погиб. В любом из этих случаев армия Эрбиля не причинила бы вреда Порте и репутации Орхана. Если правда всплывет, Каракюрт потеряет пост. Или голову. Но у них не получилось ни того ни другого, а ты стал слишком опасен. Потому, получив подтверждение, что Кейрат и ты — один и тот же человек, эти двое задумали пойти на риск. Через три ночи, во время первого дня осеннего праздника, они планируют объявить тебя предателем. Всенародно рассказать, кто ты такой. Рассказать, что старший сын Шира проник в Порту, втерся в доверие к Орхану, притворившись его верным слугой, собирался убить князя, примкнув к посольству…

— И храбрый посол Джахан меня, конечно, остановил и поймал.

— Именно. Тебя должны были казнить. Но теперь ты сбежал. Планов их это не изменит: тебя постараются поймать или очернить так, чтобы каждая собака на этом берегу Черного моря желала тебе смерти.

Титай молчит некоторое время, нахмурившись. Он думает.

— Откуда ты узнал обо всем этом?

Курт улыбается устало, косится на Алексея.

— Как я и говорил князю: я предан своему господину. Но мой господин не посол.

Титай шипит на него и легонько бьет брата в плечо. После короткой потасовки Курт оказывается в захвате чужого локтя.

— Итак, у нас три дня. Два очень плохих человека. И одна большая возможность не выбраться живыми. Князь, хан Герай, вы с нами?

— Значит, теперь мы тоже будем Убийцами Господ?

— Королей, — поправляют из соседней комнаты.

— Точно, благодарю… Как тебя?

— Ель.

Хан оглядывается на голос и замечает, что все сидящие в зале начинают подбираться к нему. Мелек удивленно выгибает бровь. Его сыновья не позволяли себе подобной дерзости. Похожие мысли посещают и Дастана, ханского бастарда, который никогда не видел отца таким. Мелек позволяет наемникам окружить себя. Уголок губ дергается в короткой усмешке, когда в голове проносится совсем не важный вопрос, ответ на который довольно очевиден: и как же его дорогой друг узнал сам, что Титай не евнух? Вслух произносится другое:

— И почему вас так называют? К «убийцам», положим, у меня вопросов нет. А какова история второй части названия?

На удивление незаметно из комнаты исчезают Кир и Алексей. Пропажу не замечают за разговорами. Даже самые любопытные перестают искать их взглядом, отвлекаясь на запах еды. Хан выуживает из сумки флягу с крепким напитком. Раскладывает на льняном полотне хлеб, мясо и фрукты. И протягивает Кагану, сидящему ближе всех, часть нехитрого ужина.

— Угощайтесь. Тут каждому хватит.

Ханский нож поблескивает лезвием и камнями. Один из Убийц поднимает его повыше, разглядывая, перед тем как разделаться с последним куском мяса. Хвитан и Алес находят общий язык