– Глубже, – простонала она, обвивая его ногами. – Быстрее.

Он глухо застонал и ринулся вперед, затем подался назад и вновь вонзился в нее до самого предела. Она вскинула навстречу ему бедра, и это окончательно лишило его выдержки. Он яростно продолжил, двигаясь все быстрее и жестче.

Она чувствовала, что разрядка все ближе. Он вторгся в нее еще раз, глубоко и жестко, и тело ее забилось в экстазе, подхваченное волной наслаждения. Внутренние мускулы сжали его ствол, продолжавший возносить ее все выше в стремлении к собственному освобождению. Наконец он содрогнулся, извергаясь, и она ощутила горячую струю его семени, устремившуюся в ее жаждущее лоно.

Голова Картера бессильно упала на подушку рядом. Он был массивным, тяжелым, но его вес не был ей в тягость. Она слышала его громкое дыхание, такое же надсадное и учащенное, как ее собственное. Затем ощутила, как матрас на кровати прогнулся, и поняла, что он соскользнул с нее и лег рядом, оставаясь достаточно близко, так что она по-прежнему чувствовала силу и жар его тела.

– Ты в порядке? – озабоченно спросил он. – Тебе было больно?

Доротея закрыла глаза, не зная, что сказать. Больно? Ничуть. Она словно плыла, захваченная ураганом эмоций, которые не могла ни определить, ни понять. Пошарив рукой, отыскала его ладонь. Крепко сжав ее, сплела свои пальцы с его с желанием никогда их не отпускать.

«Я люблю тебя». Эти слова вырвались из самой глубины ее души и замерли на губах. Их неопровержимая истинность обрушилась на нее с сокрушительной силой. Она любила его. Твердая уверенность в этом окутала ее сердце. Вот почему их физическая близость сегодня была такой потрясающей. Конечно, тут сыграло роль и безупречное мастерство Картера, и ее непреклонная решимость сделать интимную сторону их супружеской жизни приятной, но в основном это была заслуга ее сердца. В этом и заключалось различие между их сегодняшней и первой брачной ночью.

Доротею неудержимо влекло к мужу. Она ему полностью доверяла. Но самое главное – она любила его. Именно любовь позволила ей не сдерживать чувства и отдать ему всю себя без остатка с неистовой безудержностью.

– Мне не было больно, – наконец ответила она.

– Хорошо. Очень хорошо. – Картер отвел прядь волос с ее лица и некоторое время с нежностью вглядывался в глаза.

– Это всегда так бывает? – шепотом спросила Доротея. – Я имею в виду, когда не с девственницей?

– Нет, почти никогда, правда. – Картер, опершись локтем о матрас, подпер голову ладонью. – Нас неудержимо влечет друг к другу. Но сегодня страсть неожиданно вспыхнула с особым жаром. – Он покачал головой. – Это было несравнимо ни с чем когда-либо испытанным мною в жизни.

Грудь Доротеи теснило от распиравших ее чувств. «Несравнимо ни с чем когда-либо испытанным мною». Ей приятно было услышать эти слова. Необычайно приятно, в самом деле.

Признание в любви вертелось на языке, но она плотно сжала губы – еще не была готова говорить об этом. Обуревавшие ее эмоции оказались слишком новы, слишком захватывающи, слишком глубоки, чтобы говорить о них вслух. Это был деликатный, очень важный для нее вопрос, чтобы открыться сейчас. Практичная сторона ее натуры, большую часть времени не дававшая о себе знать, сейчас громко предостерегала ее, советуя соблюдать осторожность. Было еще рано, еще преждевременно подвергать любовь, это хрупкое чувство, испытанию.

И страшась сделать что-нибудь не так, Доротея прислушалась к своему внутреннему голосу.

На следующей неделе их взаимоотношения полностью изменились. Казалось, будто прорвало плотину, сдерживавшую их чувственность и сексуальную свободу, и они просто были не в состоянии находиться далеко друг от друга. Хватало одного взгляда Картера, одного его томного чувственного взгляда, – и Доротею пожирал огонь страсти. Она буквально таяла под его ласковыми ладонями. Прикосновение его губ мгновенно пробуждало страстное желание. Горячее желание физического соединения. Но еще отчаяннее ей хотелось любви. Любви Картера.

Случались моменты, когда Доротея думала, что готова открыть ему свои чувства. Объявить о своей любви и преданности. Прокричать о ней во весь голос, когда они вместе объезжали поместье, или прошептать на ухо, когда сидели на камнях возле озера, закинув удочки в воду.

Странно, но всякий раз, когда казалось, что наступил подходящий момент, когда нужные слова так и вертелись у нее на языке – а это бывало довольно часто, – что-то мешало им вырваться на свободу, что-то таившееся в глубине его глаз. Какая-то неуверенность, почти страх. Как будто он знал, что она хочет сказать, и отчаянно стремился удержать ее от признания. Почему? Потому что не мог ответить тем же?

Доротея не знала причины, и потому скрывала свою любовь. Таила в глубине души. Хотя это чувство и дарило ей радость, оно же делало ее уязвимой, пугало. Она понимала: если Картер отвергнет ее любовь, сердце ее будет разбито навеки.

Какой же она была глупой, наивной девчонкой, когда полагала, что брак без любви вполне приемлем, даже предпочтителен. Теперь-то она знала, как важна в браке любовь.

Она не в силах была думать ни о чем другом. Ей казалось само собой разумеющимся, что, если она полюбила Картера, значит, и он может полюбить ее. В минуты слабости она подумывала о том, чтобы каким-то образом форсировать события. Но голос разума удерживал ее от опрометчивого шага.

Истинная любовь, любовь на всю жизнь, требовала абсолютной честности. И правда состояла в том, что Доротее хотелось, чтобы ее любили такой, какая она есть. А не такой, какой кто-то хотел бы ее видеть.

– Завтра мы возвращаемся в Лондон, – объявил Картер за завтраком.

Доротея немного помолчала, разглядывая недоеденный тост у себя на тарелке. Почему они должны уезжать? Между ними все так прекрасно наладилось. Разве нет? Неужели она начинает ему надоедать? Неужели он устал от ее общества?

– Я поручу Саре упаковать мои вещи.

– Прекрасно. Мне бы хотелось выехать пораньше. – Картер смущенно откашлялся. – Думаю, лучше оставить Ланселота в поместье. Щенок его породы нуждается в обширном пространстве для нормальной жизни.

Доротея неспешно отпила глоток горячего шоколада.

– В Лондоне много парков. Я уверена, что сумею найти для него подходящую лужайку и он сможет вдоволь резвиться.

– И непременно угодит под копыта лошади или под колеса экипажа. Право, Доротея, это для его же безопасности. Мы ведь вернемся в Рейвнзвуд через несколько недель, когда сезон официально завершится.

Доротея почувствовала, как от эмоций возник комок в горле, но сумела взять себя в руки. Ее огорчило предстоящее расставание с Ланселотом, но она утешила себя тем, что это ненадолго.

– Если ты считаешь, что так будет лучше, пусть Ланселот останется здесь.

Она почувствовала, как Картер вздохнул с облегчением. «В браке необходимо идти на уступки», – строго сказала она себе.

Расстаться с дорогим ей Ланселотом было трудно, но Доротею гораздо больше расстраивала необходимость отъезда в Лондон. Она беспокоилась, что, как только они покинут это идиллическое место и возвратятся к светским развлечениям, лучшее в их взаимоотношениях уйдет в прошлое.