«Перемена в привычном образе жизни может негативно сказаться на манере приема пищи вашего ребенка. Следует придерживаться нормального времени приема пищи. Знающий путешественник упаковывает любимые продукты питания ребенка в мешок-термос».

В детской комнате я сменила ему белье. Бен так извивался, что пришлось дать ему мои часы, чтобы он их слюнявил, пока я закрепляла на нем чистые подгузники. Он сопротивлялся, вопил, пытаясь сползти на мокрый пол.

На стене висела фотография какой-то семьи на пароме. У родителей здоровый вид и сверкающие от зубной пасты зубы. С ними ребенок, начинающий ходить, а на руках грудничок. Их взгляд устремлен куда-то в морскую даль, в одну точку. Интересно, подумала я, они не из агентства «Маленьких красавчиков»? Агентство, где работает Ловли, предоставляет для рекламы наряду с грудными и взрослыми детьми целые семьи. Понятно, что каждый член семьи должен излучать здоровье и жизненную энергию. Груди женщины не должны напоминать уши спаниеля. У мужчины не должны висеть под глазами мешки. Я посмотрела на свое лицо: пепельный цвет и впечатляющие поры. Один глаз меньше другого. Надо сказать, раньше я выглядела иначе — утонченнее, что ли, — и носила желто-оранжевого цвета пуловер, завязанный свободно вокруг плеч. К слову сказать, Джонатан больше походил на мужчину, рекламирующего в каталоге посылочные товары, типа Рональда, с мощной челюстью и способностью выглядеть естественно, засунув одну руку в карман. Интересно, как бы он отреагировал на предложение поступить на работу в агентство «Маленькие красавчики», чтобы выполнять отдельные заказы.

Когда я вернулась в салон, женщина с прической в форме шлема напряженно изучала ребус.

— Вы любите кроссворды? — спросила она. — У меня в сумке есть еще одна брошюра.

— Нет, спасибо. У меня не хватает терпения.

— Может, вам дать это? Если вы предпочитаете ребусы кроссвордам?

— Нет, оставьте себе.

Она оскалилась, как волк, обнажив зловещее отверстие в том месте, где должен быть клык.

— Я собираюсь писать свои максимы, — промолвила она и достала из кармана куртки блокнот в обложке из черной искусственной кожи. — Делай это каждый день. Пей больше воды. Хорошо распоряжайся деньгами. Поднимайся пешком, а не на лифте. И более глубинные вещи.

Ее глаза сверлили меня, как бурав больной зуб.

— Я одухотворенный человек. И вы тоже, могу утверждать. Вы верите в карму. К чему стремишься, то и получаешь. Пробовали составить сами какие-нибудь максимы?

— Только обычные, — ответила я. — Стремись к трудному.

Бен приветствовал свою родину, срыгнув свернувшуюся апельсиновую массу, пахнущую желудочной отрыжкой, и испачкав свитер Кристофа. Согласно графику пришло время сажать Бена на горшок. Он недовольно требовал бутылку с молоком, хотя должен был получить ее только после обеда. Я уступила, надеясь, что его не стошнит в машине, которая завалена полистироловыми кофейными пакетами и целлофановыми обертками с хлебными крошками и масляными пятнами. В машине пахнет мусорным ведром. Интересно, что Джонатан предпримет, выставит ли он мне счет за мытье.

Его мать умерла. Так что ему сейчас не до машины.

Я снова нажала на звонок, на этот раз дольше. Наконец неуклюжий поворот ключа. Туго натянутая кожа на скулах Элайзы растянулась в улыбке.

— Мне можно остаться? — спросила я.

Она слегка обняла меня, как соломинку, словно боясь сломать.

— С Новым годом, — сказала она мне в шею.

Весь день я полусонная. Элайза превзошла себя и уступила мне настоящую кровать, не надувную. Она принесла мне кружку черного чая. Изредка скрипела приоткрываемая дверь, и я ощущала на себе изучающий взгляд Элайзы. Но мои глаза была закрыты. Я чувствовала запах крема, того, что она накладывает себе на шею.

Ее внимание было полностью занято Беном, так как, по ее мнению, «за ними нужно следить, чтобы они не натворили делов».

— Не трогай… Осторожно, Бен. Оставь штопор в покое, — доносился до меня ее голос.

Послышался глухой удар, как при падении стопки журналов с полки, за ним стон Элайзы. Дверь скрипнула, и я снова поймала на себе ее взгляд.

Я не представляла, сколько было времени, так как на запястье, где должны быть часы, было пусто. Если они остались на пароме, то их мог кто-то найти. А если они оказались на запястье у девушки в коротком платье и теперь смотрят на нее своим циферблатом всякий раз, когда она берет заказ? Этот предсвадебный подарок был дорогим. Я могла сказать это по футляру.

Когда я вышла из спальни Элайзы, ничего ужасного, казалось, не произошло. Бен не выглядел расстроенным от плохого питания, на нем были чистые ползунки, хотя, судя по всему, Элайзе пришлось по трудиться с завязками. У меня не было особого желания подытоживать прошедший месяц, поэтому я спросила:

— Что на самом деле произошло с Дейлом?

Она пожала плечами.

— Хотел, чтобы я ухаживала за ним, готовила ему и все такое. Как-то протянул мне свою грязную тарелку. Я сказала: «Я что, твоя мать?» После чего он странно посмотрел на меня.

Она бросила пару шлепанцев в открытый ящик. Гостиная выглядела так, словно она только что въехала или готовится спешно уехать. Картонные коробки валялись в углу, частично заполненные зубчатыми абажурами и неидентифицируемой одеждой. В одной коробке находилась коллекция блюд и асимметричные шляпы.

— Что это такое? — спросила я.

— На благотворительные цели. Освобождаю место, надоел бардак.

И вот так она встречает Новый год? Упаковывая вещи в ящики? Ее волосы неуклюже топорщились, а шея казалась длиннее и тоньше прежнего. Вид у нее был какой-то измученный. Она нервно села на диван, словно он был усыпан битым стеклом.

— Ты вчера вечером ходила куда-нибудь, на вечеринку например? — спросила я.

Она с удивлением посмотрела на меня.

— На тебе классный свитер.

Я взглянула на него. Один рукав был заляпан апельсиновой рвотой.

— Это не мой свитер, а…

— Я видела Джонатана, — произнесла она. Было непонятно, встретила она его случайно или… — Он звонил мне. Первый раз мне показалось это странным. Он всегда был…

— Он не знал, как к тебе относиться.

— Потом он стал звонить регулярно. Спрашивал о тебе, о Бене, о делах, хотя я мало что могла сказать ему.

Меня занимало только одно: что дать Бену на обед, не завалялась ли у нее еще засохшая булочка?

— Он нуждался в друге, — сказала она.

— Конечно, нуждался.

— Он попросил меня прийти на похороны.

— Прекрасно! — выпалила я с сарказмом.

— Мне жаль, Нина, но он не хочет, чтобы ты там была.

— Да, мне это известно. Он ясно дал это понять.