Когда они покинули кондитерскую Лионне, Сара вложила свою руку в большую теплую руку Патрика, думая о том, сколько же в нем любви и верности. Той любви и верности, которые он отдавал Люку.

– Ну, как считаешь, могла бы ты работать с ним?

Сара потрясенно взглянула на него снизу вверх.

– С Филиппом Лионне?

– Сара, а что, по-твоему, значит пройти практику в одной из лучших кухонь планеты? У тебя есть возможность получить работу, Sarabelle. Тебе понравилась атмосфера кухонь? И здесь намного спокойнее, чем у нас в ресторане.

– Патрик. – Опять у нее в животе напрягся тот старый узел! – Я… ты же знаешь… Калифорния…

Его рука напряглась.

– Но тебе нужно еще потренироваться.

– Патрик, я никогда не смогу достичь твоего уровня.

Они уже были возле двери его дома. Он набрал код, и они вошли.

– Ну, решать-то тебе. – Опять этот его кухонный голос! Таким тоном он говорил, когда кухонная команда должна была собрать силы и поднажать, но ему не хотелось подгонять людей резкими словами. – Конечно, ты можешь сдаться и не стремиться к совершенству. Впрочем, так поступают очень многие.

– Но, Патрик, я просто не хочу работать у кого-то. Я хочу открыть собственную небольшую кондитерскую.

– Ну да, в Калифорнии, – сухо заметил он.

– Ну, не похоже на то, что я могла бы добиться успеха в Париже!

В Париже и миллиона евро может не хватить, чтобы купить пустое помещение с голыми стенами. Она никогда не сможет привлечь такой капитал – у нее ведь нет гастрономической известности. А чтобы заработать ее, – если это вообще возможно, – ей потребуются годы и годы.

Патрик толкнул дверь и, придерживая ее, посмотрел на Сару.

– Я бы смог, – с быстрой улыбкой сказал он.

Ух ты! Как обухом по голове… Она не ожидала, что он так подчеркнет свое превосходство над ней. Это больно. Всем же понятно, что, по сравнению с ним, талантов у нее совсем мало, но зачем стирать ее в порошок?

– Я уверена, что ты бы смог.

Сара сжала кулачки, отстраняясь от Патрика, и шагнула назад, стремясь обрести свое пространство.

Пространство, в котором нет Патрика.

Пространство, в котором есть только она.

Его лицо застыло на секунду, потом расслабилось. Выражение стало ленивым, спокойным, и он закрыл дверь. Закрыл Сару в своей квартире.

– Понял, ты одна из тех, кто считает, что если пара начнет управлять рестораном, то они обязательно поубивают друг друга.

Он сказал это так небрежно, будто речь шла о пустяках.

А ее мысли понеслись вскачь. Он и вправду только что намекнул, что хотел бы открыть кондитерскую вместе с ней? Но почему он говорил небрежно, будто полушутя? Будто то, о чем они говорили, не имело никакого значения?

Никакого другого значения, кроме как присвоить ее мечту?

– Пара? – тупо переспросила она.

Он широко улыбнулся и мгновение смотрел Саре в глаза.

– Или как вы их там называете в этой вашей Америке?

Гнев хлестал из него, выплескивался. Патрик так разозлился, что его губы сложились для звука «f», но он крепко сжал их и отвернулся.

Сара сделала шаг к нему, потому что ее пространство внезапно стало слишком большим, слишком холодным.

– Прости, – спокойно сказала она. – Я просто не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Не понимаешь? – Его гнев, казалось, спадал, но память о нем осталась, как красные отблески в вулкане после извержения. Он обнял ее за плечи. – Забавно, ведь я понимаю себя очень хорошо.

Его мозолистые ладони легко и нежно поглаживали ее руки, шевеля тонкие волоски на них.

– Но, Сара, чего же ты не понимаешь?

– Ты заставляешь меня чувствовать, будто все хорошо, – едва слышно ответила она, ощущая комок в горле, и растерялась. Такого ощущения у нее никогда в жизни не было.

На его губах появилась улыбка, а в глазах – внутренний свет. Саре даже почудилось, будто в их сиянии от нее остался лишь силуэт.

– Сара…

Она могла поклясться, что и у него в горле появился комок. Патрик притянул ее к себе.

– Мне надо идти, – вздохнула она ему в грудь. Он крепче обнял ее, и ей захотелось утонуть в нем. – Я не могу продолжать.

Он немного разжал объятия, нежным движением лаская ее.

– Что ты не можешь продолжать, Сара?

– Все это. – Она коснулась его груди, затем своей. – Ты устраиваешь так, что все получается легко и просто, но я-то всегда помню, что обязательно сделаю что-нибудь неправильно.

«Например, сломаю карамельные туфельки».

– Сара, я уже говорил тебе, что ты не сможешь понять меня неправильно.

Ну конечно, он так считает. Откуда ему знать, как себя чувствует человек, сделавший что-то не так, как надо? Но его руки несут успокоение, и до чего приятно ощущать тепло его тела…

Он сел на край кровати и притянул Сару так, что она оказалась между его колен. Теперь ее лицо было чуть выше его лица.

– Это как карамель, Сара. – Так неожиданно было услышать от него то, о чем она прямо сейчас подумала, что она удивленно заморгала. Будто… ну… будто у них один мир на двоих… – Если что-то не получается правильно или вообще ломается, всегда можно попробовать еще раз.

То есть если туфельки из карамельного хрусталя сломаются, то вовсе не потому, что у нее неправильные ноги? Просто надо сделать пару таких, которые будут ей по ноге?

– Мы не на состязании MOF, – продолжал Патрик, – где ты полностью выкладываешься ради своей мечты, а потом одно неверное движение разрушает все. У нас с тобой совсем не так, как на соревнованиях.

MOF. Сара подняла палец и провела им по его ключице и горлу.

– Почему ты не носишь свой воротник MOF?

Он быстро пожал плечами и улыбнулся, обращая в шутку разговор о Meilleur Ouvrier de France.

И Сара внезапно поняла – для него это имеет большое значение. Никто не стал бы добиваться звания Meilleur Ouvrier de France, если бы это не было важно. Никто, даже Патрик.

– Эти полоски, – сказал он, неопределенно взмахнув рукой. – Bleu, blanc, rouge. Будто я облачен во флаг.

– Так зачем же ты участвовал в состязании? – Сара чуть улыбнулась. – От нечего делать?

Он так резко сомкнул губы, будто Сара украла слова, вертевшиеся у него на языке. Потом повернул голову и стал смотреть вдаль, словно в ожидании следующей волны. Но перед его взглядом была лишь пустая стена квартиры. Сара нежно провела пальцем по его ключице и молча ждала.