и имелось обескураживающее чувство долга. Сейчас она майор.

Приглашение Марианны встретиться и поговорить, корреспондированное через Алинку, немало Катю удивило, тем более что поговорить Путято хотела о Вике.

Катерина была уверена, что Марианна давным-давно выбросила из головы их шапочное знакомство, и в том числе нюансы ее биографии. Выходит, ошибалась.

Катя привязалась к детдомовке Медведевой как-то очень быстро и не на шутку. На тот момент Виктории было почти пятнадцать, но не ее года, а намечающееся Катино замужество могло встать препятствием к удочерению девочки из детдома.

Катерина бесконечно благодарна Олегу, что он, почувствовав тогдашнее устремление будущей жены, сам предложил принять Вику в семью.

Если бы Демидов решил иначе, Катя оказалась бы перед нелегкой дилеммой – либо счастливое супружество, отравленное мыслью, что предала Вику, либо безрадостная судьба матери-одиночки взрослеющей приемной дочери, из-за которой пришлось отказаться от личного счастья.

Катерине не хочется думать, какое решение ею было бы в итоге принято, выстави Демидов ультиматум. Бог миловал и избавил от тяжкого выбора.

Но все получилось, как в сказке, и эта волшебная сказка длилась в течение нескольких следующих лет. Из них троих вышла замечательная семья – теплая, дружная, веселая.

Потом на свет появились близнецы, желанные и долгожданные. Жизнь поменялась в корне, от Катерины потребовалось много сил, чтобы пережить первые шесть месяцев их младенчества и не впасть в злую депрессию от недосыпа и удручающего потока крупных и мелких повседневных дел. Няньку нанимать она не захотела, пугаясь чужих женщин рядом со своими малышами.

Вика тоже радовалась, помогала посильно, но где-то уголком сознания Катерина стала отмечать: с дочерью что-то не так.

Катя успокаивала себя: «Мальчишки подрастут, у меня будет больше времени на дочку. Мы с ней обо всем снова будем говорить. Она мне расскажет свои секреты, а я ей свои».

Подросли не только мальчишки. Повзрослела Вика. И замкнулась. А это беда для матери. Беда и сильнейшая боль.

Катя настояла, чтобы муж продал дом, в котором они жили до рождения Илюхи и Кирюхи. В свете пополнения семейства дом показался Демидову тесноват, и он решил отстроить новый, попросторнее и повыше. Прежний пустовал, поскольку предназначался для дочки, когда и если та захочет жить отдельно.

Катя сказала:

– Продавай. Она не должна думать, что мы мечтаем ее отселить. Если ей дом когда-нибудь понадобится, ты ей купишь.

Он согласился. Однако было неясно, как расценила этот жест сама Виктория.

А потом она ушла, наговорив матери обидных слов и хлопнув дверью на прощанье.

После разрыва Катя много плакала, но при муже держалась ровно, истерик не устраивала. Супруги мало обсуждали эту тему. Почти не обсуждали.

Только однажды Демидов сухо произнес:

– Я бы лапы повыдергивал твоей разлюбезной Лапиной, если бы не был обязан ей жизнью жены.

Катя не стала защищать Надежду Михайловну, спорить с мужем было бесполезно, но, по обычаю, никого не винила, кроме себя.

И вот теперь они с Алинкой сидят в Алинкиной «сузуки», припаркованной на служебной автостоянке, и ждут, когда Марьяна Путято выйдет через калитку дома 38 по улице Петровка, чтобы поговорить о Вике.

Под ложечкой холодным валуном ворочалось беспокойство.

Наверное, дочь попала в беду, если майор внутренних дел имеет что сказать ее матери. Только бы не наркотики, только бы не банда.

Стремительно распахнулась передняя пассажирская дверь, и в кресло плюхнулась Марианна.

Катя вздрогнула, Алина не удивилась.

На Путято были форменные китель и юбка, а также узконосые туфли черного цвета. Туфли, по всей видимости, досаждали ей сильнее, чем китель.

Марианна моментально разулась, потерла ступню о ступню, блаженно зажмурилась: «Кайф…» Энергично хлопнула Алину по плечу:

– Здорово, Росомаха.

Развернулась к Кате, проговорила, усмехнувшись:

– Неплохо сохранилась. И все то же темно-русое каре – наш любимый усредненный вариант.

– Спасибо, – растерянно поблагодарила ее Катя.

Все-таки отвыкла она от Марьяны.

– Старшая твоя отжигает. Ты в курсе? – без предисловий начала та разговор.

– Отжигает?

– Понятно. Ты когда ее видела в последний раз?

– Что вы… ты имеешь в виду? – испуганно спросила Катерина.

– Маш, Маш, сбавь обороты. Не пугай, на Катьке и так лица нет, – вступила Алина.

Отмахнувшись от нее, Путято продолжила раздраженно:

– Ну, а что ты вообще знаешь о дочери? Кроме той скудной информации, что, уйдя от вас, она обретается в каком-то захолустье? Алинка тебя спалила, можешь ее потом поругать.

Катерина успела взять себя в руки и, не взглянув на Алину, проговорила с деланым спокойствием:

– Тебе зачем, Марианна? И что вообще ты хотела мне сказать, когда позвала встретиться? Только то, что я мамаша никудышная?

– Марьяна помочь хочет, – поспешила напомнить Алина.

– Именно. В самую точку, – подтвердила язвительно Путято. – Вику я помню, хорошая девчонка. И я действительно жажду помочь, можешь поверить. Но мне нужны подробности. Какого фига вы не поделили, что она от вас ушла?

Катерина отвернулась к окну. Загнав обратно подступившие слезы, размеренно произнесла:

– Вика девочка странная. Хорошая, таких мало сейчас, поэтому и странная. Влюбилась в сына одного нашего знакомого. Мы изредка семьями встречаемся, но отношения между нами скорее деловые, чем приятельские. Влюбилась, мне кажется, с первой минуты знакомства. И скрывала от всех, конечно. Она стеснительная. Вернее, скрытная. Но мне-то заметно. Платьев накупила, бижутерии. Начала косметикой пользоваться. Это на фоне того, что, кроме джинсов, рубашек и свитеров, раньше никакой другой одежды не признавала. Как мы с тобой, Марьян, примерно. Я думала, кто-нибудь в институте ей понравился, но на лекции она продолжала одеваться как обычно. А на совместные мероприятия с Поповыми в юбочки с блузками наряжалась, в платьица. Мило так, женственно. Почти как Алинка. Я поделилась такой новостью с девчонками. С Алинкой, Лерой. С Надеждой Михайловной тоже. Помнишь Кирееву, Марианна? Теперь она Лапина, но это неважно. А через какой-то небольшой промежуток времени Лапина к нам заехала с тортиком. Демидов на фирме был, близнецы спали, мы втроем на веранде сидели. Надежда Михайловна принялась травить байки из жизни светских тусовок, сплетничать, если точнее. Она туда вхожа. Вот. И со смешком между прочим рассказала про некоего плейбоя по имени Попов Валентин, жуткого бабника. С перечнем его побед и некоторыми подробностями похождений. Довольно грязными. Я слова произнести не могла от шока. А Вика только улыбалась молча. Я потом спрашивала Лапину: «Зачем вы так?» Та мне доходчиво объяснила, что бабников ненавидит люто, просто лютейше, что муж ее первый бабником знатным был и данная его особенность много ей горя принесла. И что для Вики такой судьбы она не желает. А я, по ее мнению, блаженная идиотка,