Я ему попытался правду выложить, а он выслушал и сказал: «Анализ показал, что шофер был пьян, но я разберусь, приходите через неделю».

Спустя семь дней следователь меня не принял, он заболел, потом занят был, я пытался к его начальству попасть, но мне не удалось, и я понял: никто не желает разбираться, полицаи предпочитают убийство как простое происшествие оформить, я не добьюсь правды. Денег у меня, чтобы следователю заплатить, нет. Значит, я сам превращу жизнь убийцы, мерзавки, гадины в ад! Каждое утро, просыпаясь, я буду думать: настал еще один день без моей девочки, но та, что отняла у нее жизнь, сейчас испытывает мучения. От такой мысли мне сразу становится легче. Я все продумал, сейчас расскажу».

Федор отхлебнул чаю.

– Мне его затея показалась нереальным бредом. Прикинуться человеком, который после инсульта страдает провалами в памяти? Изобразить, что считаешь владелицу клиники своей дочерью? Чушь! Кнутова-Федина никогда не поверит Григорию Петровичу. Но представляете, она перепугалась невероятно! Когда под видом англичанина я рассказывал ей про болезнь «отца», в глазах Лизы-Майи плескался ужас.

Я слушала Пахмутова, не перебивая. Кнутову-Федину не один год душил страх, он начисто лишал ее способности трезво мыслить. Григорий Петрович, придя в клинику, нажал на самую больную ее мозоль, ничего удивительного, что она затряслась и перестала соображать. Лиза-Майя больна психически.

– В Грише проснулся гениальный актер, – продолжал тем временем Федор, – он получал огромное удовольствие от того, как «доченька» вздрагивает, сталкиваясь с «папенькой» в стенах своей клиники красоты. Гриша следил за ней и повторял:

– Мерзавка непременно задумает новое преступление, я стану его свидетелем и разоблачу дрянь, посажу ее навсегда за решетку.

Федин оказался прав. Он заметил, что хозяйка «Юности» сначала уезжает домой, а потом часа через полтора после закрытия клиники зачем-то возвращается на работу.

Пахмутов допил чай и продолжил:

– Детали сообщать не стану, буду краток. Гриша раздобыл запасной ключ от главного входа клиники, подслушал беседы Лизы-Майи с Никитой Обжориным и понял, что баба планирует кого-то убить с помощью мужа Лауры. Представляете, эта дрянь умело внушала простоватому, не очень умному мужику, что тот скоро умрет, но предварительно превратится в идиота, его любимая супруга останется нищей, надо ее обеспечить.

Федор криво усмехнулся.

– Она так хотела избавиться от какого-то чувака, что перестаралась, слишком эмоционально описывала, как будет бедствовать Лаура, лишившись Никиты, ну просто у метро с коробкой в руках встанет. А потом предложила Обжорину всего десять тысяч долларов за убийство. Но мужик, напуганный мощной артподготовкой, заявил:

– Меньше чем за двести тысяч не соглашусь. Столько стоит новая квартира с мебелью и ремонтом. Я знаю! Мы такую, пока я не заболел, купить мечтали. Лорочка ее приобретет, старую сдавать будет и никогда голода не узнает. Платите двести, и я все сделаю. На меньшее не согласен.

Сошлись они на ста пятидесяти тысячах.

Пахмутов протяжно вздохнул.

– Гриша просто в восторг пришел и стал ждать развития событий. Нет, я неверно сказал, он не просто ждал, он наблюдал за всеми, знал, что Лаура пошла в полицию, просила взять у нее заявление о пропаже мужа, ей там отказали. Потом Гриша выследил, как Кривоносова поехала в агентство Вульфа. Вот тут он заликовал, сказал мне:

– В полиции дураки сидят, они дело возбуждать не станут, а про Вульфа в Интернете написано: «Терьер! Вцепится и не отпустит».

Когда вы появились в клинике и подошли к рецепшен, Гриша сразу узнал вас, ваше фото есть в Сети, да вы еще представились настоящим именем, оно редкое. Мой друг пришел в полный восторг, но… не оправдали вы его надежд, Евлампия. Ничего не понимали, тыкались как слепой кутенок в разные стороны, подсказки не услышали!

– Подсказки? – удивилась я. – Какой?

Пахмутов вынул из кармана бархатный мешочек, вытащил из него очки, водрузил их на нос и сердито произнес:

– Гриша в процессе разговора с вами прямым текстом сказал: «Я вернулся в Россию, и, представьте, не узнал родную дочь. Она меня обняла: «Папа, папа, как я рада, что ты снова в Москве, будешь у меня работать, вот твой кабинет». А я на нее смотрю, чужая совсем, сердце мое молчит при виде этой женщины». Гриша был уверен: госпожа Романова поняла, что нужно заняться лже-Фединой, изучить ее прошлое. Но вы пропустили информацию мимо ушей. Он совал вам в руки снимок настоящей Майи студенческих лет, а вы его не взяли. И вы смеете считать себя профессионалом сыска!

Я подняла руку.

– Подождите. Встаньте на мое место. Я оказываюсь в кабинете у пожилого человека, который не может запомнить имя пациентки, несет разную чушь, а после показа снимка и пассажа про то, что ему родная дочь кажется чужой, предлагает мне капли из гроба кота Епифана. И как вы отнесетесь к словам такого человека? Я была уверена, что господин Федин безобидный местный сумасшедший. Медсестра Аня подтвердила мое мнение, сказала, что Григорий Петрович отец Майи, дочка обожает его, потому он и бродит по клинике.

– А жвачка? – рассердился собеседник. – Гриша без экивоков заявил: «Майя Григорьевна любит противную жевательную резинку, моя дочь такую бы никогда не употребляла».

– Я объяснила вам, почему не восприняла слова Федина всерьез, – вздохнула я.

– Вы бы вообще ничего не поняли, если бы вам не позвонили и открыто не сообщили, кто тащится от «Треш» и душится «Диабло», – повысил голос Федор. – В квартире покойной Лауры этими духами пахло, нет, воняло, от всего: от занавесок, ковра, одежды в шкафу… Аромат очень стойкий, он небось до сих пор не выветрился. Кривоносова не душилась, а авантюристка, которая прикидывается Майей, просто обливается этим парфюмом! Ну неужели, когда вы по клинике бродили, вам этого никто не сказал?

Я пожала плечами.

– Нет. Значит, чтобы отомстить Лизе, Григорий Петрович отлепил одну из прикрепленных ею куда-то жвачек, принес ее в квартиру Лауры, наклеил на стакан, опшикал все в доме духами «Диабло» и ушел, полагая, что оставил немало улик для поимки убийцы? Расследуя кончину Кривоносовой, мы должны были задержать Кнутову-Федину и отдать ее в руки правосудия?

– Да, да, да, – закивал Пахмутов.

Я уставилась на него.

– Бывают глупые люди, я сталкивалась и с теми, кто ведет себя неадекватно. Было когда-то у Макса дело, при расследовании которого выяснилось, что жертва пятьдесят лет назад обозвала убийцу «белобрысой уродиной», почти полвека женщина таила обиду, не могла забыть услышанных в детстве оскорблений, а потом отравила бывшую одноклассницу. Разные люди встречаются, подчас они поступают так, что диву даешься. Но история с Григорием Петровичем ни в какие ворота не лезет. Она кажется невероятно глупой, а вот поди ж ты, все получилось так, как задумал Федин. Мы выяснили, кто толкнул Обжорина на преступление, узнали правду про обмен личностями.