пели на крылечке про дождичек…

— Было крылечко… был дождичек… Был и ты совсем клоп. Я тебя с горшка знаю. Вот такая выплясалась комедийка. Совстрелись однобарачники где!

— Дома Вы не таскали усы. А теперь Вы зачема умаскировались усами?

— От холода. В горах холодно, а с усами теплей. Мне иха и подпихнули под расписку.

— Неправдушка… Дома зимой тоже холодно. Тогда чего Вам дома не дали?

— Забыли, озорун… Главно, что ты не забыл дядьку Аниса… Вырос как… Молодец, стараешься!.. Через недельку, как сказала твоя мамка, и ко мне нагрянет моя Аниса… Как она там, бедная, одна и крутится?..

Анис всё косил на воду, влюбовинку наблюдал, как его напарники мыли в речке лошадей. Не утерпел, похвалился:

— Лошадушку накорми, искупай — вид даёт. Вид!

— А Вы почему свою не купаете?

— Уже отбанил…

Рядом была конюшня. Из неё послышалось придушенное короткое ржанье.

— Иду! Иду! — открикнул Анис и пояснил Глебу с дежурным: — По голосу всегда узнаю своего Верного. Может, — сказал Анис Глебу, — пойдём познакомлю тебя со своим Верным?

— Пойдём!

Но тут из-за угла вышла мама и позвала к себе Глеба рукой. И, не дожидаясь Глеба, торопливо засеменила к отцу. Он уже расчёсывал своему конику гривку своим гребешком, стоя по щиколотку в речке.

Глеб слышал, как мама окликнула отца. Видел, как они обнялись в реке, и мама выронила свои гостинцы в соломенной кошёлке. Но никто из них и не обратил на это даже внимания.

Видел мальчик и то, как стремительная ясная вода не удержала узелок на своей гладкой спине, зло горбящейся на камнях, вжала в себя и хлопотливо покатила по дну вниз, к морю.

Выронил Глебка корзинку с виноградом, со всей силы побежал к отцу с матерью.

Отец подсёк бегущего Глебку на руки, прижал к себе и — заплакал…

— Спасибо, что приехали, — благодарно зарокотал баском Никита, присаживаясь с Полей тут же на траву и поудобнее пристраивая Глебку у себя на колене. Глебка крепко обнял, венком положил руки ему на плечи…

… Уже перед расставанием Никита спросил Полю:

— А парубки наши слухняные растут?

— Разные… — уклончиво ответила Поля.

— Это как, Глеба? — спросил отец. — Ты слушаешься?

Глебка опустил голову и повинно шепнул:

— Не во все разы…

— Так-то, — сказала мама, — вроде стерпимо, а часом… готова ремешка не пожалеть…

Глебка ещё ниже угнул голову. Ему непонятно, ну зачем мама присочиняет? Да, под ералашный случай она хватается за ремень, только воли особой не забирает с ним. Взмахнуть взмахнёт жарко, зато опускает уже как тряпочку скомканную, без силы. Размах на рубль — удар на копейку! Не подымается душа бить. От её ударов не больно, а щекотно. Она только на словах дерётся. Зачем же сейчас наварила каши на постном масле?

Однако вслух Глеб не стал ей перечить.

— Гле-еб, что это такое? — шатнул Никита мальчика.

— Я, па… с сегодня… исправлюсь…

— Всеконешно, таковски оно способнее, вертушок! — вскинул отец руку с золотыми чубчиками на пальцах. — А словко своё удержишь?

Глеб торопливо покивал.

— Ты и тем казачкам, Мите да Антону, передай моими словами, чтоб крепко слушались маму.

— Я, па, передам… Мы, па, изо всехских силов стараемся слушать. Да у нас, па, не всегда получается. А так, па, мы слушаемся…

Сыновий щебет мажет душу мёдом.

Отец тесней прижался к Глебке и с его плечика увидел корзинку с виноградом.

— Гостюшки! Дорогушики! А погляньте! Чего сам водяной нам подал! Не было ж секунд назад — теперь вон стоит!

Мама и Глеб посмотрели, куда показывал отец.

— Ну да! — гремел отец. — Подарок товарища водяного! Вынырнул! Ходить по суше не может. Он и выставь корзинку на траву у самой воды. Со спеху свалил на бочок…

Мама и Глеб оторопело уставились друг на дружку.

— Шо ж мы, Глеб, за лахудры? — кисло ворчит мама. — Я свой гостинец в речке втопила. А ты с каких далей тащил, тащил, а два шага до батьки не дотащил?

— Я как бежать к Вам в речку, — покаянно бормочет мальчик, — поставил корзиночку на берегу. А перекувыркнулась это она уже сама…

Глеб вихорьком слетел с отцова колена. Вернулся с виноградом.

— Это, па, — в радости подаёт, — Вам подарок от тётеньки бицолы.

— Ты эти провокаторские подношения брось! Нигде у меня нет/*9+-у никакой тётеньки. У меня на веки вековущие одна-единственная от Бога тётенька — наша мамушка! — Никита весело приобнял Полю.

— Никиша! А малы́й с правдонькой к тебе, — сказала Поля. — В самушком деле, була и я у той бицолы. Там проста, як трава!.. Ну-к, Глеба, доложь про свои патишествия с Митенькой за цим виноградом. В кратких словах…

Коротко не получается. Подробный запальчивый рассказ сына трогает отца. Глядит он на Глеба, видит себя таким же вот в семь лет. Отцово детство было такое же горькое. В ту пору отец отца тоже был на войне, бил того же немца. Дома одна мать с табором малышья, как Поля сейчас.

«Боже мой, — думает Никита, — да выросло на Руси хоть одно поколение без войны? — Подгребает к себе сына, жмётся к худому личику. — Бедная ты моя травинка, какие ветры тебя будят по утрам? Какие дожди умывают? Какие грозы кормят бедами? Какие бури клонят головку твою под германский топор?..»

Сжимаются тонкие губы, взбухают желваки.

В совершенном безмолвии он скорбно вышагивает к своим товарищам, что облепили в молчаливом курении высокий толстый камень на берегу, припали к сиротскому осеннему последнему теплу голыми спинами. Ставит перед ними на камень корзинку, говорит отрывисто, надсадно:

— Смалюки! Кончай травиться! Атакой налетай на витамины… Витаминищи! Прислала грузинская вдова. Наказывала: сколько в корзине ягод, стольких гадов и должны порешить те, кто виноград этот съест. Ни пули-ягоды на промах! Ешьте и помните о наказе.

Уверенные руки тянутся вверх, к корзинке. Отщипывают по ягодке.

Ненастный Никита возвращается с пустыми руками.

«Шо же ты себе не взял ни гронки? — укоряет его взгляд Поли. — Даже не попробовал?»

Вслух спросить она не решается. Вспомнилось, обнесли гостинцем и Семисынова.

— Глеба, шо ж мы скрутили? — жалостно роняет она. — Мы ж дядьку Аниса даже не угостили виноградом!

— Не суши голову, — подсел к ней Никита. — С Семисыновым мы разойдёмся. Как он говорит, между нами пройдёть. Мы с ним кавказцы. Винограду, этой радости, от пуза попоели в добрую времю. А им, — показал за плечо на толкучку вокруг корзинки, — виноград в диковинку. Земляки… С-под Калача… С-под Богучара…

Отец нахмурился и посветлел лицом.

Видимо, что-то вспоминал.

— Сегодня снился Антон, — сказал он, ни к кому