— Знаешь, — сказала она, обращаясь к девушке, — когда тебя тут не было, она, — это уже относилось к Сорме, — вела себя намного спокойнее. Её светлые мечты о Сагроне ограничивались какими-то ласковыми улыбками и попытками написать ему любовное письмо. А она влюблена в него с самого первого курса!

— Было бы во что влюбляться, — проворчала Котэсса, за что была одарена ещё одним возмущённым, полным негодования заклинанием и уже привычно отбила его в произвольном направлении. За стеною взвыли и громко заматерились — их комната была граничащей с мужской половиной, и, кажется, попало в кого-то из старшекурсников. Сорма взвыла ещё громче, а её приёмник выдал какую-то совершенно невразумительную, дикую ноту, и ребята за стеной решили не рисковать собственным здоровьем и не приходить сюда на разборки.

Котэсса их нежелание вполне понимала. Чужие боевые заклинания и даже проклятия были не так неприятны, как постоянное нытьё её соседки.

В комнате было грязно. Точнее, не так: в Сорминой трети комнаты было грязно.

Рейна прекратила этот гадкий бойкот, вредивший чистоте общежития, уже давно. Ещё когда комендант в первый раз навестила их комнату, она отметила, что Котэсса — единственная, кто следит за порядком, а ведь остальных неплохо было бы и выгнать за столь откровенно плохое поведение.

Сорма не одумалась. Когда Рейна, ворча, выгребала грязь из-под кровати и проклинала почему-то Сагрона на чём свет стоит, та лишь молча наблюдала за нею и всем своим видом показывала, что не одобряет такую пассивную, такую правильную реакцию.

Котэсса, решившая тогда помочь сокурснице, внезапно обрела в её лице неожиданную поддержку. Наверное, ополчение коменданта против Сормы в этом помогало: когда та приходила к ним и вновь повторяла угрозы выселить студентку Шафт из общежития, две её соседки только равнодушно пожимали плечами и соглашались принять новую девочку в комнату, если будет нужно.

Но комендант была доброй женщиной. Она отказывалась так легко разрушать чужую судьбу из-за одной только грязи. Наверное, именно по этой причине Сорма до сих пор жила в их комнате, до сих пор сорила где могла, а кровать её превратилась в нечто совершенно невразумительное, дикое и неопрятное.

— И она собирается приводить сюда мужчин, — подытожила с грустью Рейна, прислушиваясь к тому вою, что доносился из приёмника. — Сорма, имей совесть!

— Это она не имеет совести! — ткнула девушка пальцем в Котэссу. — Она увела у меня любовь всей моей жизни!

Она сжала серое — в прошлом белое, — покрывало и сердито отвернулась. Магическая техника, невероятно глючившая и до этого, выключилась окончательно, издав тихий писк, и Сорма швырнула её на пол.

Котэсса с благодарностью подобрала бедный приёмник и спрятала его в тумбочке, надеясь, что тот не выдаст протяжный писк, как инновационные часы.

Теперь можно было опять сосредоточиться на смысле книги, раскрытой прямо у неё перед носом. Она склонилась чуть ниже, вчитываясь в замысловатые руны, описывающие что-то довольно заковыристое, но в тот же момент довольно интересное, но Сорма внезапно выдала ещё один громкий, слишком громкий звук, напоминающий протяжный вой.

— Да сколько можно! — девушка захлопнула книгу. — Прекрати, и уберись здесь немедленно!

Сорма меланхолично пожала плечами. Её серое от грязи покрывало, пыль, лежавшая на всём вокруг, участок ковра, загрязнённый до невозможности, тарелка, немытая и покрытая слоем пыли, благо, хотя бы без объедков — всё это превратилось в одну сплошную и неистребляемую картину.

— Если тебе что-то не нравится, — провозгласила Сорма, — ты всегда можешь переселиться. А ещё лучше — убраться прочь из НУМа!

Котэсса с грустью вспомнила о том дне, когда впервые увидела соседок и подумала, что они нормальные. Тогда Рейна показалась ей более глупой и заносчивой, Сорма же проявляла чудеса понимания, рассказала, что да как, как следует себя вести и чего надо бояться. Но с того заявления профессора Куоки она превратилась непонятно во что — в злую, но не слишком умную ведьму.

Котэсса не понимала, почему её так задевало чужое отношение. Наверное, она просто не чувствовала за собою никакой вины, вот и не желала нести наказание за то, чего не совершала. Но Сорма полагала иначе, вот и преследовала её своим гневным взглядом каждый день.

Другие однокурсницы давно уже успокоились, прекратили эти ненормальные издевательства и расспросы о Сагроне. Слухи в университете тоже утихли, не одержав никакого подспорья. Котэсса приходила на кафедру, когда им надо было заниматься бакалаврской, но, хотя и не переходила на формальное "вы", не позволяла ничего лишнего. Сагрон тоже вроде бы успокоился, не допускал никаких грязных намёков, пресёк всю болтовню профессора Куоки.

Вероятно, только Сорма помнила высказывания их заведующего.

— Так же нельзя, — попыталась она обратиться к соседке. — Ты превращаешь в кошмар в первую очередь свою жизнь. И из-за чего?

— Пусть тебе всё-таки будет стыдно! — Сорма скрестила руки на груди и воззрилась на девушку. — Пусть ты страдаешь из-за того, что причинила мне боль — и продолжаешь её причинять одним своим существованием!

— И что мне сделать, чтобы тебе стало легче?

Котэсса подозревала, что услышит что-то вроде "умереть", но Сорма не была столь радикальна. Она задумалась на мгновение, а после выдала:

— Уговори доцента Дэрри взять меня в бакалавры вместо тебя. Он обязательно послушается, если что-то к тебе чувствует. А потом я его завоюю. Если он тебе не нужен, то почему бы не отдать его мне?

Рейна рассмеялась, а приёмник внезапно запел — мягкий мужской голос, доносившийся откуда-то из глубин тумбочки, заставил Котэссу окончательно отложить учёбу.

Она не сомневалась, что, даже если магией заставит его умолкнуть, ничего уже не поможет. Тем более, Сорма, услышав знакомую мелодию, принялась подпевать, и Рейна, не скрывая довольства, тоже взяла высокую ноту, довольно неприятную на слух.

В стену заколотили кулаками, но когда её соседки прислушивались к постороннему негодованию? Их соседям по этажу доведётся страдать от громких звуков точно так же, как страдала от них Котэсса.

***

Очередная встреча с Сагроном состоялась на сей раз не в одиночестве. Котэсса привыкла к тому, что на кафедру частенько кто-то забегал, но никогда не было постоянно присутствующих людей. На сей же раз профессор Куоки усадил Окора за соседний стол и что-то упрямо ему рассказывал.

Кажется, это вызывало улыбку у Сагрона. По крайней мере, он, периодически оглядываясь на размахивающего руками заведующего, тихонько хмыкал и опять оборачивался к Котэссе.

— И тут нет ни намёка на тишину, — покачала головой она. — Мне кажется, я скоро сойду с ума от окружающих меня громких звуков.

— Такова уж судьба людей в коллективе — постоянно терпеть присутствие посторонних, — согласился с нею Сагрон. — Если хочешь, мы можем выбрать другую аудиторию.