Теллери делает тяжёлый вдох, но на его лице я не вижу удивления. А вижу смирение и мудрость. Грегор Теллери тоже стал королём, хранителем природно-человеческого порядка, любимой осью планеты, и он очень хорошо понимает, как работает королевская магия.

Королева Мерил приглаживает волосы вокруг лица Грегора Теллери и целует его глаза. Грегор Теллери протягивает руки к лицу королевы и кончиками пальцев ласкает и запоминает его.

– Знаете что, Грегор? – улыбается королева Мерил, и её голос звучит лукаво. – У меня точно найдётся, что по этому поводу выпить.

Я открываю глаза на рассвете в первый день Света.

Мрак закончился, моё тело закончило волшебную работу по завершению лотереи, набралось сил и стало готово принять меня.

Я поднимаюсь с постели и нетвёрдыми шагами подхожу к зеркалу. Я похудела, но глаза глядят ясно.

На столике перед зеркалом я замечаю предмет.

Это простой деревянный гребень с большим расстоянием между зубцами. Под ним – письмо.

«Дорогая королева Рэй,

Я обещал найти для вас самый красивый гребень, но не нашёл достаточно прекрасного, чтобы он был достоин вас. Тогда я захотел сделать его сам. Я никогда раньше не работал с плотницким инструментом, и, хоть у меня и был терпеливый наставник, гребень получился совсем простым. Однако я надеюсь, что вы сможете принять этот подарок в честь вашего пробуждения и в знак моего самого тёплого расположения к вам.

Я думаю, что вы уже знаете, что я больше не могу разговаривать. Я учусь языку жестов, но пока не могу на нём передать всё, что я хотел бы вам сказать, а вы не знаете его, поэтому, должно быть, не поймёте. Поэтому я прибег к письму.

Сегодня начинается моё королевское правление, и, хоть я уже и понял что-то про королевскую магию, я буду счастлив, если смогу обратиться к вам за советом.

Я мечтаю узнать вас, королева Рэй: что вас радует, когда в небесах не Мрак, а Свет? – и я мечтаю, что многие из этих радостей мы сможем разделить вместе.

До скорой встречи, дорогая королева.

Л.»

Я тщательно расчёсываю волосы гребнем. Всё не так плохо, как ожидала: похоже, за моими волосами кто-то ухаживал, пока я два месяца Мрака была без сознания.

Лерек в своём письме задал очень интересный вопрос: что меня радует вне времени Мрака?

Я пока не знаю. Припоминаю, что до моего вступления на престол я любила музыку, сады, пикники, верховые прогулки, но с тех пор прошла как будто вечность, а ко мне ещё и вернулась полная память.

Кто я теперь? Что я люблю как Рэй-Йи в теле королевы Мрака?

Мне предстоит это выяснить.

Я улыбаюсь своему отражению в зеркале и оранжевому рассвету за окном.

Замечаю кувшин, таз с водой, принадлежности для умывания и привожу себя в порядок.

Начинается новая жизнь, не такая, которую я представляла раньше, но я предчувствую, что в ней будет много радости.

Я натягиваю халат, надеваю туфли и выхожу из комнаты. Голова ещё кружится, а тело не вполне хорошо подчиняется, но меня переполняет чувство будущей радости.

– Ваше величество! – ахают стражники.

– Поздравляю с наступлением Света! – улыбаюсь я. – Где я могу найти короля Лерека?

Я спешу к нему, по пути здороваясь со всеми, поздравляя с наступлением Света и уточняя дорогу, и прихожу к дверям его спальни. Стражники удивляются мне, и мы обмениваемся приветствиями.

Я стучу в двери спальни короля Лерека.

И тут же смеюсь: он же не сможет ответить «войдите», – поэтому я вхожу сама. Королева Селеста просыпается на рассвете, поэтому Лерек, став дневным королём, скорее всего, поступает так же.

И действительно! Он стоит у окна, одетый в светлый костюм, и улыбается мне.

Под его взглядом я чувствую себя очень красивой. Я перекидываю свои пышные волосы со спины вперёд, на правую сторону и говорю:

– Спасибо за гребень, ваше величество. Это самый чудесный подарок, который я могла встретить, открыв глаза.

Лерек улыбается, и слёзы выступают на его глазах.

Я набираюсь смелости, в несколько шагов пересекаю пространство между нами, обнимаю его и целую в щёку.

Глаза Лерека изумлённо сияют, и я улыбаюсь широко-широко.

– С днём рождения.

Глава 15. Где Кан-Гиор?

В первый раз это получилось у меня случайно.

Ну, не то чтобы совсем случайно. Я просто не ожидал такого эффекта. До последнего не знал, получится ли. Всем своим существом старался и молился, чтобы получилось.

Я смотрел на этого бледного и рыжего человека в белых одеждах, который сидел на траве и кидал камушки. Собирал небольшие камни поблизости, а потом усаживался, скрестив ноги, поднимал их по одному над одной и той же точкой на земле и отпускал. Из них постепенно формировалась горочка. Когда у него заканчивались камни, он шёл искать новые.

Небо здесь подвижное и перламутровое, а трава и камни ‒ одного и того же цвета: светло-бежевые. К этому цвету всё приходит один раз в сутки: на рассвете, когда встаёт маленькое сияющее молочно-белым светом солнце. Контуры предметов плывут и врастают друг в друга, и всё становится одним, однородным, а потом ‒ вновь распадается на множество.

На мой взгляд, этот человек выглядел очень не на своём месте.

И ещё он выглядел так, как будто его действие по киданию камушков – эхо какого-то другого действия, более могущественного, которое было почему-то недоступно.

Я наблюдал за ним пять дней. Я никуда не тороплюсь, и зрелище захватило меня своим ритмом.

Если так подумать, раньше я мало обращал внимания на окружающих. Мне гораздо более было интересно слушать музыку Сфер.

Однако… ну да ладно.

А тут я увидел человека, занятого загадочной для меня деятельностью. И стал наблюдать.

Почему мне настолько нечем заняться, что я пять дней наблюдаю, как человек кидает камушки?

Хороший вопрос. Я не знаю на него ответа, но я знаю, что я нахожу зрелище передо мной захватывающим.

На шестой день я стал ему подыгрывать. В его действиях был ритм: часть времени он шагал по траве и собирал камни, а часть времени – отпускал их, чтобы они сформировали горку. Я стал играть в ритм его шагов ту мелодию, которая получилась у него от стука камня о камень. Если шагов было больше, чем мелодии, я просто начинал сначала.

Я не помню, на чём я играл. Я не уверен, что человек, невольно ставший объектом моего интереса, заметил моё присутствие.

Когда я сыграл примерно треть того, что он успел