Тема: Что случилось?

Прости, если расстроила тебя. Я не хотела!

Пожалуйста, не прерывай наше общение.

Холодный утренний воздух кусает кожу через одежду, когда я пересекаю двор Рэва. Между домами выглядывает солнце, но на траве поблескивает иней – первый предвестник грядущей зимы.

Еще нет шести, поэтому, открыв замок, я подпираю дверной косяк плечом, чтобы дверь не скрипела. Мог бы и не беспокоиться. В кухне, помешивая в чашке кофе, стоит Алан. Он поднимает брови. Переводит взгляд на висящие над раковиной часы и снова смотрит на меня.

– Где ты был?

– У Рэва.

– Всю ночь?

– Угу.

Этот разговор ничем хорошим закончиться не может, поэтому я разворачиваюсь и направляюсь к лестнице.

Алан выходит из кухни вслед за мной.

– Ты не предупредил, что уходишь.

Я продолжаю идти. Он продолжает следовать за мной.

– Деклан, – рычит он. – Сейчас же остановись. Я хочу с тобой поговорить.

Я хватаюсь за перила и перепрыгиваю сразу несколько ступенек… и резко останавливаюсь, чтобы не столкнуться с вышедшей на лестницу мамой. Теперь я в ловушке между ними.

– Деклан, – говорит она.

Узнав о ее беременности, я почему-то вообразил себе, будто она за ночь надуется как шарик и обрядится в необъятные рубахи со шнуровкой и длинные юбки. Но этим утром на ней джинсы и розовая футболка. Волосы завязаны в хвостик, а кожа свежа от умывания.

Я так стискиваю перила пальцами, что чувствую дрожь. Теряясь в словах, сглатываю. В голове мечутся мысли. Меня раздирают два желания: извиниться перед ней и услышать извинения от нее.

Я снова обвожу взглядом фигуру мамы. Она никогда не была худой, но и полной ее не назовешь. Она выглядит совсем как обычно. Футболка не обтягивает ее, но и не висит мешком. Если бы я не был в ту ночь в больнице, то не поверил бы, что она беременна.

Однако, всматриваясь в ее лицо, я замечаю: оно стало бледнее. И джинсы на маме кажутся слегка мешковатыми.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашиваю я.

Она кивает. Открывает рот, собираясь что-то сказать, но передумывает и не говорит ни слова.

– Что? – требовательно спрашиваю я.

Мама шарахается назад.

В груди змеей сворачивается стыд. Вспоминается, как Джульетта, сидя в моей машине, спиной вжималась в дверцу. «Ты довольно враждебный».

– Он дома не ночевал! – возмущается за моей спиной Алан. – Если ты не собираешься ничего с этим делать, Эбби, то разберусь я.

– Да неужели! – разворачиваюсь я к нему. – И что же ты сделаешь?

– Отберу у тебя машину, пока ты не станешь ответственнее.

Ему придется вырубить меня, если он хочет забрать ключи.

Я стараюсь говорить тихо и ровно, чтобы отчим не вздумал прямо сейчас воплощать свои угрозы:

– Ты не отнимешь у меня машину.

Алан скрещивает руки на груди.

– И возможно, лишу мобильного. Все равно тебе почти некуда ходить.

Я вдаряю кулаком по стене. На потолке дребезжит люстра.

– Я не сделал ничего плохого!

– По-твоему, это нормально – где-то шляться всю ночь? – поднимает Алан брови.

Он говорит это таким тоном, будто я ширялся героином и играл в азартные игры.

– Я был у Рэва! Спроси Джеффа и Кристин!

– Нельзя уходить из дома не предупредив…

Фыркнув, я прохожу мимо мамы.

– Как будто вам не пофиг.

– Деклан, – удерживает меня за руку мама, – постой. Он не отберет у тебя машину.

– Почему ты всегда ведешь себя так? – резко спрашивает Алан. – Ты потворствуешь ему, Эбби! Его нужно научить уму-разуму.

Я стараюсь никак не реагировать на эти слова. Прикосновение мамы лишает меня сил. Я останавливаюсь и смотрю на нее.

– Почему ты не сказала мне? – надсадно спрашиваю я.

Ее глаза расширяются, но она не отвечает.

– А ты как думаешь? – устало вопрошает Алан. – Думаешь, после того, что ты устроил на свадьбе, мы хотели рассказывать тебе о ребенке?

Я дергаюсь назад, высвобождая руку из маминой ладони. От душащей меня ярости невозможно дышать. В глубине души я лелеял надежду… Может быть, для них беременность тоже стала сюрпризом, но слова Алана доказали, что ее намеренно скрывали от меня.

Отчим поднимается ко мне, и я замечаю, как он следит за каждым моим движением, словно я в миге от того, чтобы сбросить маму со ступеней. Он считает меня угрозой для мамы. Для ребенка. Для их попытки создать новую семью.

Кого я обманываю? Он ведь прав.

– В тот вечер, когда тебя тошнило, – обращаюсь я к маме, – ты уже знала?

Она не отвечает, но ее молчание говорит само за себя.

– Решила заменить Керри?

Мама вздрагивает, будто я ее ударил. Ее глаза блестят от слез.

Ненавижу себя.

– Правильно, – продолжаю я, проходя мимо нее. – Может, следующим родишь мальчика и заодно заменишь меня?

Из ее груди вырывается судорожный всхлип.

Алан чертыхается:

– Вот бы нам так повезло!

Злоба в его словах режет меня по живому. Я разворачиваюсь и спускаюсь с таким ощущением, будто двигаюсь под водой. Мне до боли хочется ему врезать, но я сдерживаюсь.

Мама ничего не говорит. Если мы подеремся, она будет плакать, заламывать руки и умолять нас остановиться… Но я не знаю, на чьей она будет стороне.

Неправда. Я точно знаю, чью сторону она примет. Она доказала это четыре года назад, позволив мне сесть за руль. И доказала это в прошлом мае, выйдя замуж за Алана.

Я думаю о переписке с Джульеттой – о том, как почувствовал с ней, что моя жизнь хоть чего-то да стоит и я хоть немного могу предложить другим. Я думаю о разговорах с Фрэнком и миссис Хиллард – о том, как рядом с ними мне удалось почувствовать себя чем-то большим, нежели неудачником с судимостью.

Но реальность здесь, именно здесь, рядом с людьми, которые должны бы поддерживать меня, но вместо этого тянут из меня душу. В груди нарастает давящее ощущение. Еще чуть-чуть, и я не смогу дышать.

– Отдай ключи, – требует Алан.

– Я не сделал ничего плохого, – повторяю я.

– Да ты вцепишься в любую возможность сделать что-то плохое! – кричит он. – Ты думаешь только о себе! И если кто-то поступает не так, как тебе хочется, ты всячески пытаешься все испортить! Почему, по-твоему, мы ничего тебе не сказали?

Я внутренне холодею. Мама огибает меня и кладет ладонь на плечо отчима.