адресовала она сегодняшний день человеку, который уже никогда об этом не узнает. А может быть, узнает. Ведь писал же Константин Симонов: «Жди меня, и я вернусь. Только очень жди». То поэзия, а это — жизнь. Не всюду они сходятся. Вот и у Лены так… Был верный друг — Роман, и нет его. Месяц молчала, потом написала Сильве вскользь, между строчками. Они всегда понимали друг друга. О боли не расписывают, больного места не касаются… Скорее бы в дело! Везет же некоторым людям. Ее сводный брат Даня летает на бомбардировщиках, а пишет об этом так, будто речь идет о завтраках и обедах.

«Вчера объявили о взятии Гомеля, — писала она маме. — Эта горячая боевая волна все ближе и ближе к нашей области и к нашему городу, и желанный час уже недалеко, я уже слышу бой этих больших огневых часов». Мама, наверное, долго будет раздумывать над этими строчками и искать в них потайной смысл. Милая мама, даже тебе я не могу сказать, что после освобождения Ленинградской области наступит очередь Прибалтики… Мама, мама, чем тебя порадовать?

«С тлетворными изменениями настроения научилась бороться, жаль только, что в легкой обстановке. Пусть это будет генеральной репетицией для возможных, могущих случиться, трудностей… Все крепче и яснее я ощущаю потребность стать тебе хорошей дочерью, достойной твоей мечты».

Пока же на вопрос Ивана Михайловича, получила ли медаль «За оборону Ленинграда», ответила кратко: «Получила. Это наша семейная гордость. — И поспешила добавить: — Есть куда более достойные».

Так сказала и на вручении. Член Военного Совета пожал ей руку, как всем другим, но вдруг что-то вспомнил, всмотрелся:

— Так. Значит, не пропала моя рекомендация?

— Не пропала, товарищ член Военного Совета.

— Желаю большого счастья.

— Есть быть счастливой!

Оба улыбнулись. Разве такое бывает по команде? По команде бывает другое.

…Вошла Марина. Села на лежанку.

— Продолжим, товарищ разведчик… Подпольная группа уходит на задание, предлагает радисту присоединиться к ней.

— Радист отвечает, — Сильва сказала, не дожидаясь вопроса: — «Центр не разрешает радисту-разведчику участвовать в коллективных операциях».

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ.

ПОРУЧЕНИЕ БУДЕНОВЦЕВ

Донесение комиссара Григория Тарана вызвало в штабе дивизии сначала недоумение, а потом дружный смех.

— Задержали эшелон с попами и чиновниками, — сообщал Таран по телефону с одной из станций. — Орловские, да курские. Едут с семьями и тещами. Попы, говорят, от греховодников, от нас выходит, бегут, а чинуши — от деникинской мобилизации. Черт их распутает, а я не могу.

— Что же ты предпринял? — кричал Восков в трубку.

— Согласно убеждениям религиозный дурман рассеял. Попросту сказать, высадил попов и попадей в поле, да и велел им по домам расходиться. А чинуш к вам отправил. Разбирайтесь.

Они стояли ломанными шеренгами, сотни писарей, счетоводов, канцеляристов, адвокатов, фельдшеров, ветеринаров бывших деникинских учреждений, а начдив и военком в недоумении расхаживали перед этим необычным строем.

— Кто их знает, каких они убеждений! — сердито говорил Солодухин.

— А ты, начдив, проверь, — подзадорил его Восков. — Побеседуй с ними по текущему моменту.

— Я их по-своему проверю, — убежденно возразил Солодухин. И обратился к строю: — Так что, уважаемые граждане Орла и Курска, мы хотим вас считать не как врагов, а как сочувствующих Советской власти. Правильно я рассуждаю?

— Правильно, — вразнобой закричали чиновники.

— А раз правильно, — важно сказал начдив, сдерживая смех, — то всех, знающих революционные песни, прошу, согласно закону Девятой стрелковой дивизии, пропеть из них по одному куплету.

Сначала по рядам пронесся вздох, потом несколько голосов нестройно затянули:

На бой кровавый,

Святой и правый…

Левый фланг не захотел отстать и выдал: «Мы — кузнецы, и дух наш молод», но остальные слова забыл. А какие-то басы из задних рядов надрывно голосили: «Долго в цепях нас держали…»

— Вижу, — подвел итог довольный Солодухин, — что вы и в самом деле сочувствующие. Так что шествуйте к своим хатам…

— Подожди, Петро, — остановил его Восков. — У нас батальоны на роты похожи, а ты их — по хатам.

— Я их спытал, — схитрил Солодухин, — теперь ты их спытай.

Восков выступил перед строем:

— Здоровым молодым людям на печи отсиживаться не время. Приглашаю вас в состав дивизии для защиты Советской власти, а семьи ваши мы отправим по домам и вместе будем драться за их покой и счастье.

Еще размышляли эти незадачливые люди, как подбежал ординарец и что-то доложил начдиву. Восков услышал только: «Мамонтов… полк пленен…»

Четвертый конный корпус белого генерала Мамонтова и сводная группа генерала Шкуро, скрытно напав на 76-й полк бригады Александрова, размещенный в деревне Львовке, окружила и пленила красноармейцев. Вырваться удалось немногим. Бежавший из деревни старик крестьянин рассказал, что во Львовке грабежи, мамонтовцы пытают пленных, требуя выдать комиссаров и командиров.

— Наши товарищи не заговорят, — с гордостью сказал Восков. — Не из того теста слеплены. Да и мы до утра времени не потеряем. Так, товарищ комбриг?

Восков и Солодухин находились в штабе бригады. Александров доложил, что для разгрома Мамонтовской группы выделил кавдивизион и два полка.

— Перебросьте полки на подводах, — предложил Восков. — Не зря же мы в оперативном подчинении у Первой Конной.

— Эх, — не сдержал досады самолюбивый Солодухин. — Уж и посмеются эти белые гады над Девятой стрелковой… «Мужицкой конницей» нас в своих листовках обзывают. Так ты им покажи, комбриг, чему мы научились у буденовцев.

И Александров, и Восков отлично понимали состояние Солодухина. В эти дни дивизия переходила на новую тактику боя, созданную Первой Конной Буденного, важно было увлечь бойцов призывом «пересесть на коня». По многу раз перед ними выступали начдив, комбриги, комиссары. У всех в памяти была остроумная речь Воскова:

— Маневренная тактика Первой Конной, да в соединении с нашими испытанными пешими налетами на белые банды, да еще помноженная на дружбу всех родов войск нашей армии — это же какая сила будет, товарищи? Неистребимая! И ты, Балакин, не бойся пересесть на коняку, — обращался он к знакомому красноармейцу, высмотрев его среди слушателей. — Я сам, когда первый раз сел на коня, по лицам товарищей догадался, что похож на мешок с сеном. — И, выждав, когда стихнет смех, закончил: — А сейчас ничего. На седле сплю и еще иногда за деникинцами как скаженный гоняюсь. Так что берем коня в пролетарские союзники, товарищи командиры и бойцы!

И вот сейчас, перед соединением с Первой Конной, такая неудача. Руководители дивизии понимали, как важно утвердить бойцов молодой конницы в своей силе. Ответный налет на Львовку обсуждался полночи.

…Претендент в главкомы белой армии Мамонтов