– Я считаю, что мы должны это сделать. В память о тех, кого уже нет с нами.

– Благородное решение, – она одобрительно качнула головой.

– Благородное и правильное.

– Я с тобой.

– Нет, – решительно заявил Степан. – Об этом не может быть и речи. Ты должна остаться в стороне. Затаиться на время, как и советовал тот человек, сообщивший нам об аресте Гурьянова. Помнишь?

Но Белла пренебрежительно фыркнула. Первоначальный страх перед разоблачением давно прошел, и эта женщина вновь превратилась в жесткую и неумолимую особу, готовую немедленно действовать во благо великой идеи. Она намеревалась ясно дать понять Звонареву, что от своего не отступится.

– Тот человек – трус, – презрительно бросила она и даже скривила губы. – Для него наши идеи ничего не значат. Мы – другие, Степан. К тому же ты должен понимать, что в одиночку тебе не справиться. Тебе нужна я, нужна Ольга Дроздова, нужен Николай Беспалов. Ведь Корниевич зачем-то собрал нас всех.

Неожиданно Белла остановилась. Ее рука соскользнула с руки Звонарева. Он в недоумении повернул голову.

– Что?..

– Господи! Как же я забыла!

Степан молча смотрел на нее, ожидая продолжения. До входа в парк оставалось рукой подать. Но она остановилась. Почему? Что она забыла?

Звонарев встретился с женщиной глазами. Воспоминания снова вернулись к нему. Вот точно так же они с Ингрид стояли друг против друга, и он прикидывал, как лучше нанести смертельный удар. Глаза!.. Глаза Беллы не были похожи на глаза Ингрид, но при этом Звонарев почувствовал, как внутри у него все перевернулось. Он не сможет… Не сможет нанести удар. Только не ей. Тогда что же? Отказаться от заказа? Расписаться перед Цуревичем в собственной беспомощности? Этого он тоже не мог себе позволить. Судьба завела Степана слишком далеко. Проклятая судьба!

– У нас ведь остались бумаги генерала! – воскликнула Белла после небольшой паузы. – Они наверняка у Ольги Степановны. Нужно ехать.

– Да, бумаги за подписью и печатью Кирилла Александровича… – рассеянно кивнул Звонарев.

– Нет! Я говорю не об этих бумагах, Степан. То есть и эти, конечно же, тоже имеются, но здесь… Здесь все гораздо важнее. План Корниевича!

– План?

– Именно. Генерал рассчитал все до мельчайших подробностей. В продуманной им системе, связанной со сменой правительственного кабинета и ослаблением централитета власти, не было ни единого слабого места. И он изложил все это на бумаге. Для нас. На случай, если… – Белла запнулась. – В любом случае, нам нужны эти бумаги. Без них ничего нельзя сделать. Едем же!

– Куда?

– К Дроздовой. Я уверена, они у нее.

На лице Звонарева отразилось колебание. Ясно было, что до парка они с Беллой уже не дойдут. Но и ехать к Дроздовой Степану не было никакого резона. Его не должны были видеть сегодня вместе с Беллой. Ни к чему. Однако… План Корниевича! Цуревич и уж тем более светлейший князь, без сомнения, заинтересуются этим планом. Заполучить его было бы весьма кстати. Достойный финальный аккорд…

Решение родилось само собой. Как озарение. Ему не придется наносить Белле удар. Убить ее возможно и более простым, но от этого не менее эффективным способом. Часом раньше, часом позже – это ничего не решает. А больше часа ему и не понадобится. Белла умрет, а план генерала Корниевича окажется у него на руках. Последние сомнения Степана отпали.

– Мы сделаем иначе, – он вновь осторожно подхватил женщину под локоток. – Тебе придется съездить к Ольге Степановне одной. И ничего не говори ей пока обо мне. Осторожность будет не лишней. А я пока тоже предприму кое-что… Заодно собьем со следа возможных наблюдателей. Встретимся у меня на Гороховой через час. Успеешь?

– Успею.

– И помни, пока никому ни слова, дорогая. Не повторяй ошибки Назара Илларионовича. Причиной его убийства мог послужить не мой визит, а записка, отправленная тебе. Подумай об этом хорошенько.

– Я поняла. Никому ни слова до тех пор, пока мы снова не увидимся с тобой.

– Умница, – с улыбкой похвалил ее Звонарев.

– Я привезу бумаги.

– До встречи через час.

Они, как истинные заговорщики, разошлись в разные стороны. В конце квартала Степан обернулся, но госпожа Розенталь уже скрылась из виду. Ничего… Все к лучшему. Теперь убийца твердо знал, что ему следует делать.

На этот раз Маронский встретил его ничуть не гостеприимнее, чем в прошлый. Он был уже не в халате, а в оранжевом жилете и светлом сюртуке. Заложив правую руку в карман, он слегка покачивался на носках и стоял на фоне окна спиной к вошедшему Звонареву.

– Я знал, что вы вернетесь, мсье Д’Арвен, – усмехнулся он, по-прежнему не поворачивая головы. – И вижу, что интуиция в очередной раз не подвела меня. Удалось что-то выяснить относительно Головацкого? Насколько уверенно он идет по вашему следу?

– Про Головацкого мне ничего неизвестно. – Степан не стал садиться, поскольку со стороны хозяина не последовало приглашения, но аккуратно поставил на пол свой саквояж. – Я к вам совсем по другому поводу, Владимир Всеволодович. Не скрою, мне вновь понадобилось ваше содействие, но на этот раз оно не имеет никакого отношения к частному сыщику.

– Вот как?

Маронский наконец обернулся. Звонарев моментально отметил характерные припухлости век Владимира Всеволодовича, свидетельствующие о том, что накануне вечером он, несомненно, злоупотреблял спиртным. Об этом пагубном пристрастии Маронского Звонарев знал и раньше, но, похоже, к настоящему моменту порок целиком завладел им.

– Чего же вы хотите, мсье Д’Арвен?

– На этот раз, пожалуй, что и соучастия, – откровенно признался гость.

– То есть?

– Помнится, когда-то вы увлекались ядами, Владимир Всеволодович. И не просто увлекались, а знали о ядах буквально все. Я пришел к вам, чтобы купить самый лучший. Самый действенный, так сказать.

– И желательно не оставляющий следов в организме? – догадался Маронский. – Верно?

Но Звонарев покачал головой.

– Последнее совершенно не обязательно, – раскосые глаза Степана внимательно следили за перемещением Владимира Всеволодовича от оконного проема к буфету. – Главное, чтобы яд подействовал быстро. Не хочу, чтобы жертва мучилась.

Маронский уже достал бутылку, но наливать не стал. Рука его беспомощно зависла в воздухе. Подумав мгновение и разгладив зачем-то указательным пальцем левую бровь, он вернул бутылку на прежнее место. Рядом поставил и приготовленный ранее стакан со следами красных капель на стенках.

– С чего вдруг такая гуманность, мсье Д’Арвен? На вас это как-то, знаете ли, не похоже. Жертва кто-то из ваших хороших знакомых? Тот, кто вам дорог? Да? И тем не менее вы ставите дело превыше всего. Я правильно угадал на этот раз?