Первое, что она заметила, — это пара кроссовок, одна из которых запачкана кровью.

Чарли подняла глаза. На хромированной стойке сидела улыбавшаяся Мардж, держа в руках плоскогубцы, с которых капала кровь.

— Попалась! — зловеще произнесла она.

Чарли закричала, попятилась и врезалась в другую стойку. Когда новая волна боли пронзила ее, она увидела, что «островок» пуст.

Никакой Мардж видно не было. Как, впрочем, и вообще хоть кого-нибудь.

— Нет, — пробормотала себе под нос Чарли. — Нет, нет, нет, нет. Не сейчас. Пожалуйста, не сейчас.

Но было уже слишком поздно.

Это уже началось и происходило.

В самый неподходящий момент в ее голове возник фильм.

Чарли вырвалась из дверей на другой стороне кухни.

И оказалась в бальном зале.

Возможно.

Она видела зеркальные стены, позолоченную отделку, полированный пол под люстрой, увитой паутиной, и при этом осознавала, что все это, вероятно, являлось плодом ее воображения. Включая несколько французских дверей в дальнем конце, которые, похоже, вели наружу.

Однако Чарли побежала к ним, опасаясь, что они могут исчезнуть или превратиться во что-то другое.

Достигнув центра танцпола и оказавшись прямо под люстрой, Чарли внезапно поймала свое отражение в одном из зеркал.

Зеркало на противоположной стене тоже выхватило его.

Отражение отражения.

Которое в свою очередь отражалось в другом зеркале, напротив.

Чарли смотрела на десятки копий самой себя. Они делали то же, что она. Подражали ее движениям. Вертелись волчком под люстрой.

Она замерла.

Другие Чарли тоже.

Потому что в бальный зал вошла Мардж.

Чарли увидела ее в зеркалах. Много-много Мардж, и все они направляли изящные ретро-пистолеты прямо на нее.

Все Мардж спустили курки.

Одна из Чарли разлетелась на сотню осколков.

Раздался второй выстрел, и вот уже вторая Чарли поражена, паутина трещин покрыла ее лицо.

Затем разбилась еще одна.

И еще одна.

Чарли понеслась к французским дверям.

Быстро.

Задыхаясь.

Она толкнула двери и выскочила прочь.

Оказавшись на улице, она едва держалась на ногах, споткнулась и тяжело упала на холодный асфальт.

Прежде чем подняться на ноги, вгляделась через французские двери в глубину бального зала, который только что покинула.

Мардж внутри не было.

Зал был пуст.

Все зеркала целы.

Фильм. Как она и думала.

Но когда Чарли встала и отвернулась от бального зала, ее сердце замерло.

Снаружи все выглядело не так, как ожидалось.

Вместо того чтобы очутиться среди пышного леса, окружавшего домик, Чарли оказалась возле бара, в котором была в ночь убийства Мэдди. Все в точности как тогда, от запаха пива и рвоты снаружи до кавер-группы «Кьюр» внутри.

И там, прямо посреди переулка, стояла Мэдди, такая, какой Чарли видела ее в последний раз.

Стояла рядом с темной фигурой.

Купалась в косом белом свете.

Опустив голову, подкуривала сигарету.

На этот раз, однако, она бросала взгляд в сторону Чарли, смотрела над плечом темного мужчины прямо на подругу.

Затем заулыбалась.

Такая восхитительная улыбка!

Чарли знала, что с подобной внешностью Мэдди могла бы стать звездой. Ее необычная, ослепительная красота идеально подходила для большого экрана. Но вовсе не внешность, а личность Мэдди гарантировала бы ей успех. Она была назойливой и прямолинейной, очаровательной и спонтанной. Люди, которые восхищались этими чертами характера — такие, как Чарли, обожали бы ее.

Теперь этого не произойдет, и Чарли не могла не испытывать жалости к тем, кто упустил такую возможность. Бо́льшая часть мира так и не ощутила на себе чары Мэдэлин Форрестер.

А Чарли удалось.

Она испытала это, полюбила и теперь очень скучала.

— Прости, — сказала она, хотя знала, что Мэдди на самом деле там нет. Ее появление — просто очередной ментальный фильм. Неважно! Чарли все еще чувствовала себя обязанной высказать это вслух. Последние слова, которые она хотела бы произнести, пока подруга была жива. — Ты не была ужасным другом. Прости, что я так сказала. Я не это имела в виду. Ты была замечательным другом. Ты заставила меня почувствовать себя…

— Живой? — подсказала Мэдди.

— Да, — согласилась Чарли.

И не просто живой. В присутствии подруги она будто оказывалась в таком фильме, который намного превосходил во всех отношениях всё, чем жила Чарли до встречи с Мэдди.

— Я знаю, — кивнула Мэдди. — Всегда знала. До самого конца.

Мужчина рядом с ней оставался застывшим во времени, все еще неопознанным, стоявшим спиной, со склоненной головой и рукой, горстью обхватывавшей пламя зажигалки. Чарли знала, что даже если она подойдет к ним вплотную, как режиссер, входящий в кадр, она не сможет увидеть, как он выглядит. Он будет тенью, как бы близко она ни подошла.

Поэтому она смотрела на Мэдди, сверкавшую в свете прожекторов. Она была такой яркой, что темная фигура в фетровой шляпе исчезла. Тьма изгнана светом.

Мэдди теперь стояла одна, нелепо высокая на своих большущих каблуках и сжимала в руках сигарету «Вирджиния Слим».

— Ты скучаешь по мне? — спросила она.

Чарли уверенно кивнула, сдерживая слезы. Конечно!

— Тогда оставайся.

Чарли бы это понравилось. Будь такой шанс, она жила бы в этом фильме как можно дольше. Но она знала, что это невозможно.

— Ты ненастоящая, — качнула головой Чарли. — Ты просто фильм в моем сознании.

— Но разве он не лучше, чем реальная жизнь?

— Так и есть. Но мне нужно жить в реальном мире.

— Даже если это страшно? — удивилась Мэдди.

— Особенно если это страшно.

Прямо сейчас ей требовалось абсолютное понимание окружающей обстановки.

Того, где она и кто находится рядом.

Ситуация требовала определенности, и от этого зависела ее жизнь.

— Но, возможно, ты видишь меня в последний раз, — произнесла Мэдди.

Чарли чувствовала, как опять наворачивались слезы. Она сдерживала их, решив сделать это «киношное» прощание полной противоположностью реальной версии.