Седьмой пункт… Швецов убрал руки с клавиатуры и с задумался: «Не прокатит, нет…» Но буквально через секунду вновь забарабанил по клавишам. «А-а-а… ладно, сказал же начальник писать все, что нужно, а не то, что можно», – вспомнил он. Седьмой пункт: «Предоставление Центробанком РФ субординированных кредитов кредитным организациям». «Надо бы с банкирами поговорить, – печатал и думал Швецов. – Пусть они сами с этой инициативой выступят, а то с трудом верится, что вообще ЦБ на это согласится».

Швецов печатал очень быстро, раньше никогда так не получалось. Время поджимало. Придумывать было не очень трудно, потому что подразделение Швецова каждую неделю вело мониторинг, какие меры предпринимают правительства других стран, в том числе и США, и в Европе. Там кризис длился уже более года, и каждое государство как-то реагировало на него. Так что немного грамотной компиляции, немного креатива, и проект антикризисного плана был практически готов.

«Фондовый рынок рушится, нужно, чтобы государство могло покупать акции в момент их падения», – продолжал рассуждать Швецов. Что-то подобное сделали в США, разрешив эмитентам, имевшим лишнюю ликвидность, выкупать акции. В России такое было запрещено законом, но если это сделает ВЭБ, то может и получиться. Поддержка фондового рынка оказалась восемнадцатым пунктом. И последним.

Швецов успел сохранить файл, и экран погас. «Отправлю из гостиницы, – подумал он и откинулся на спинку сиденья, – можно гулять с чистой совестью». Пилот как будто ждал, пока Швецов закончит работу, и по громкой связи объявил, что самолет идет на посадку.

Швецов не мог и представить, как скоро его план пригодится и что большая часть пунктов будет реализована. Ведь он знал, что большинство его предложений реализовать невозможно. Закон о Центральном банке этого не позволял. Он был не просто консервативным, а суперконсервативным: он не разрешал проводить операции РЕПО на фондовой бирже, делать заем под залог ценных бумаг, а кредит можно было давать не больше чем на год. Закон о ЦБ состоял из табу, которые потихоньку стали отменять. Например, на беззалоговый кредит Игнатьев согласился не от хорошей жизни. В Екатеринбурге рабочие, недовольные невыплатами зарплат, выходили на улицу. Надо было, конечно, разбираться с собственниками, но это дело долгое. Поэтому приняли решение, что Сбербанк погасит долг по зарплате, а ЦБ потом как-то компенсирует эти выплаты госбанку. В итоге в законе о ЦБ появилось понятие беззалогового кредита. Поправки через Думу провели очень быстро, буквально за пару недель. Вот и теперь, в 2008 году, нужна была недюжинная политическая сила, чтобы быстро принять много поправок в действующее законодательство. В 1998 году, например, Госдума заблокировала изменение законов для введения антикризисных мер. Память о той политической лихорадке, закончившейся дефолтом, осталась надолго. Спустя десять лет – в 2008 году – законы для антикризисных мер поменяли очень быстро. Владимир Путин, в том году ставший премьером, не стал долго сомневаться, а дал указание молниеносно править законы. Депутаты Госдумы, бывшие у Путина ручными, не спорили, законы о стабилизации финансового рынка и дополнительных мерах по поддержке системы приняли мигом, сразу в трех чтениях[364]. Деньги из государственного бюджета на тушение кризиса потекли рекой. Но об этом чуть позже, через месяц-другой. А пока Швецова ждала веселая свадьба друга в Праге.

Банкопад

Бабахнуло в середине сентября. И прилетело ледяное дыхание кризиса из США, когда там объявил банкротство один из крупнейших банков – Lehman Brothers[365]. Это стало катализатором кризиса во многих странах: крупные банки и страховые компании были национализированы, государства стали выделять колоссальные средства на стимулирование экономики. Россия в стороне не осталась. Несколько лет российские банки и компании смело кредитовались в долларах или евро в зарубежных банках. И как только в октябре 2008 года цена на нефть стала стремительно падать, российская валюта так же стремительно начала девальвироваться. Кредиторам требовалось все больше рублей, чтобы гасить и обеспечивать зарубежные кредиты. Российское правительство извлекло уроки из кризиса 1998 года и по максимуму расплатилось по внешним долгам в тучные годы. Компании и банки, обрадовавшись открытию зарубежных рынков капитала, поступили наоборот: набрали кредитов за границей. Относительная стабильность курса рубля к доллару дала российским компаниям уверенность, чтобы смело влезать в долгосрочные долги в долларах и евро. Если у государства на 1 октября 2008 года было кредитов в иностранной валюте чуть больше тридцати миллиардов долларов, то у банков и компаний – больше чем на пятьсот миллиардов[366]. Российская валюта стала обесцениваться, зарубежные кредиторы начали требовать от российских предпринимателей либо дополнительного обеспечения под выданные ранее кредиты, либо досрочной расплаты. Так что государству не помогла низкая величина внешнего долга: пришлось тут же ссужать компании деньгами из резервов, чтобы спасти их от банкротства и потери бизнеса.

Цена на нефть, несколько лет подряд дававшая России шальные деньги, быстро падала. С июля по декабрь 2008 года цена на нефть упала со ста сорока семи долларов за баррель до примерно тридцати двух долларов. Всем казалось, что это катастрофа. Падали доходы бюджета. Западные компании стали выводить деньги из России. В 2008 году они вывели около ста тридцати миллиардов долларов, и большую часть – осенью[367]. Люди стали забирать деньги из банков: если в сентябре вкладчики обналичили сто десять миллиардов рублей, то за октябрь – уже четыреста сорок семь миллиардов. Все происходило очень быстро, каждый день приводил к ухудшению ситуации в экономике и банковском секторе. Работодатели в лучшем случае сокращали зарплаты работникам, в худшем – увольняли их. Богатство России и уверенность в завтрашнем дне у граждан таяли на глазах.

В конце сентября, когда власти наконец поняли, что Россия – не тихая гавань и здесь штормит не меньше, а то и посильнее, чем в других странах, предсвадебный план Швецова пригодился. На первом же совещании правительства и ЦБ по антикризисным мерам Игнатьев представил развернутый список возможных действий. На этом совещании многие участники нервничали и были растеряны, а Игнатьев всех удивил, когда встал и монотонно стал зачитывать с листа список необходимых мер. В нем были те самые восемнадцать пунктов. В тот день репутация Игнатьева среди коллег сильно выросла.

Русским Lehman Brothers оказался «КИТ Финанс». Этот банк занимал хорошие позиции на российском рынке, был одним из крупнейших операторов на рынке облигаций и РЕПО. Председатель правления Александр Винокуров попросил Игнатьева о встрече во вторник, 16 сентября. Игнатьев согласился принять его: все-таки банк не маленький. Винокуров приехал очень быстро, меньше чем через час. Молодой человек в сером пиджаке и джинсах, похожий на студента, торопливыми шагами зашел в огромный кабинет Игнатьева. Он немного замешкался на входе, не понимая, куда именно проходить. Игнатьев встал навстречу, сухо пожал руку и провел его к отдельному столу, который стоял поодаль слева.

Винокуров положил на стол папку, но даже не стал ее открывать и сразу