Евгений Клинцов, получив долгожданное сообщение московских товарищей по группе о том, что «литератор», так проходил писатель по агентурным данным, возвращается в Россию, наконец-то успокоился. Все эти дни после прилета с Кипра его мучили угрызения совести. Слишком бесплодной была его загранкомандировка. Если бы не израильский капитан Моня, возможно, не удалось бы спасти «литератора» от смерти. Вот уж воистину: «Не имей сто рублей, а женись, как Аджубей!»

Можно было заняться и греющим душу делом о картине-убийце. Клинцов достал из сейфа толстенное досье, посидел, положив на картонную папку обе руки, словно впитывая некие флюиды, которые просачивались сквозь картон. Дело продолжало обрастать потрясающими подробностями. Московские агенты их группы выяснили, что Мирон Сидельник, тот самый, что подсунул шефу картину-убийцу под названием «Старик с поводырем, лично посетил квартиру недавнего бомжа по имени Василий. В этом не было ничего криминального, просто Сидельник находился под наблюдением, и агенты докладывали о каждом его шаге, но…

Клинцов дважды перечитал компьютерную распечатку на бомжа. В углу первого листка стояли три восклицательных знака, призывая к особому вниманию. В самом деле, было от чего придти в недоумение. Некто, по имени Всеволод, отбывавший наказание за бродяжничество, был избит сокамерниками до полусмерти. Его доставили в лагерную больничку, где врач, не раздумывая, поставил диагноз: «смерть от побоев». Но жизнь в обессиленном теле еще долго теплилась, хотя в сознание Всеволод не приходил долго. Его комиссовали, освободили от наказания, переправили в городскую больницу, где и начались чудеса.

Увидев, что пациент наконец-то пришел в себя, дежурный врач спросил Всеволода: «Кто вы? Назовите имя и фамилию». Больной ответил: «Я — художник Василий Кандинский». Врач попался образованный, он знал, что всемирно известный художник Кандинский умер еще в 1944 году во Франции. Подумал про себя: «Этого нужно отправить в больницу для душевно больных, но, услышав французскую речь, обернулся. Полуживой бомж свободно разговаривал сам с собой по-французски. А в истории болезни значилось, что образование у Всеволода — пять классов.

Странным пациентом заинтересовались психиатры. С помощью милиции, которая взяла его под негласный контроль и защиту, ему вернули квартиру.

Далее начались новые странности, которые насторожили милицию, ученых и искусствоведов. Квартиру новоявленного Кандинского посетило «лицо кавказской национальности», ничего не объясняя, это «лицо» вручило хозяину квартиры кисти, краски, холсты, пачку денег. «Кандинский» словно этого и ждал, хотя ни разу не упоминал о своем желании заняться живописью. Он начал «выстреливать» живописные полотна, которые отдавал за деньги все тому же «лицу».

Наверное, и это мало кого удивило бы, не посети это «лицо» город Старососненск, и конкретно, квартиру Мирона Сидельника. Полковник Клинцов к тому времени выяснил, что Сидельник стал единовластным хозяином фирмы, укрепив положение тем, что вскоре женился на вдове Либединского, покончившего жизнь самоубийством. Все это было неспроста. Крупная рыба медленно, но верно заплывала в сети полковника. Новые версии вызвало известие из Москвы: картины новоявленного Кандинского показали ведущим московским искусствоведам, не назвав имени автора картин. Крупные специалисты, не раздумывая, заявили: «Это — настоящий Кандинский и по стилю, и по символике». Лишь один престарелый знаток Кандинского вскользь заметил, что у «того» Кандинского картины были «добрее».

Итак, в деле появились новые факты, из которых вырастала цепочка: картина-убийца, подаренная Сидельником своему бывшему шефу, появление лже-Кандинского, чья личность пока оставалась загадочной, возвышение Сидельника, женитьба его на вдове Жанне, которая очень быстро перестала горевать о прежнем муже. Не совсем было ясно, для каких целей приобретает или отнимает Сидельник картины Всеволода, то ли коллекционируя их, то ли намереваясь сколотить состояние, продав «Кандинского» за рубеж.

Получив очередное сообщение о появлении «гонца» в Старососненске с двумя новыми полотнами, Клинцов задумался. Можно было арестовать на месте и «гонца», и покупателя, прижать их и… ничего не получить, ибо ему еще не удалось полностью доказать злое намерение убить шефа с помощью картины «Старик с поводырем». Оставалось одно: выяснить, кто же на самом деле этот недавний бомж? Продолжатель жизни великого Кандинского или некое звено в цепочке, о которой он, Клинцов, еще ничего толком не знает.

Вызвав по спецрации шефа, Клинцов поделился с Семеном Семеновичем сомнениями и попросил разрешения подвергнуть Всеволода регрессивному гипнозу.

— Хочешь узнать, кто на самом деле этот гений?

— Очень хочу, это многое прояснит. И еще мне не терпится выяснить, в каких отношениях находится этот гений с Мироном Сидельником.

— Кстати, Женя, твое чутье не подвело тебя и на этот раз. Открылись новые каналы деятельности Сидельника, и его фирмы. Приезжай, мы покажем Всеволода нашему ясновидящему Пахомову, я тебе о нем рассказывал. Да, вот еще что: сегодня должен прилететь «литератор», возможно, попробуем и его подключить к делу Сидельника, он ведь живет в одном доме с подозреваемым.

— Это я упустил.

— Кстати, Женя, наш «гений» — феномен, но не единственный в своем роде. Ученые уверяют, к примеру, что Адольф Гитлер в одной из своих предыдущих жизней был испанцем Эрнано Кортесом, завоевавшим в 16 веке империю инков. Зря смеешься! У них множество совпадений, сходятся черты характера, чрезвычайная подвижность психики, внешность. Ну, лады, когда думаешь выехать в Москву? Тебя встретить? Не стоит? Ну, пока!

Судя по времени, наш полет подходил к концу. Я машинально прочел заключительный абзац брошюры и отложил ее в сторону, на свободное кресло. Еще было время осмыслить прочитанное. Почему, например, при жестком большевистском режиме или при режиме Муссолини в Италии вообще не было мафии. Я никогда прежде над этим не задумывался. Трудно было даже представить, что в период руководства страной «отца всех народов» Сталина не имелось ни крупных бандитских формирований, ни сращивания уголовных элементов с государственными чиновниками. Их немедленно раздавили бы в зародыше органы НКВД.

Все это были чисто теоретические мои изыски, но что там теория, когда я вольно или невольно окунулся в гущу евромафии, нет, конечно, не в гущу, заглянул в щелочку этой невиданной прежде в мире криминальной организации. Новая «евросемья» вообще чувствовала себя в мире, как рыба в воде, в ней, видимо, были крепко спаяны и криминалы разных национальностей, и чиновники различных групп, социального положения, киллеры, стрелки, «изыскатели» и ученые-разработчики. Каждому находилось место сообразное таланту, каждый находил свою нишу и был полностью использован в деле.

«И то верно, — подумалось мне, — что может связывать, кроме боязни разоблачения, владельца судостроительных верфей Василаке и рецидивиста Юлу? Более тридцати лет знаю я этого проходимца, а вот настоящая фамилия Юлы мне не известна. Что связывает его с Василаке, кроме прошлого? Роли людей в жизненном спектакле с годами меняются, богач делается нищим, и наоборот, но мафия… мафия скрепляет союзы крепче любых договоров и клятв. И все-таки странно, как попали в одну «кодлу» Миша-островитянин и адвокат Эдик, Василаке и Семен Блювштейн? Охо-хо! Сколько талантливого российского люда нынче разбрелось по белу свету, занялось криминалом, окопалось в США, Германии, Израиле, на Кипре и Мальте.