Раздосадованная и допросом, и суетой в доме, и несправедливыми обвинениями в воровстве, и перебранкой с Хигнеттом, который в очередной раз упрекнул её в нерадивости, Анна в сердцах скинула передник, накричала на перепуганную судомойку из-за разбитого соусника и отправилась наверх, чтобы заявить миссис Вайсли о том, что ужин она в одиночку готовить нипочём не собирается, и вообще, некоторые воображают, что жалованье платят просто так. После известия о наследстве Анна уже мысленно видела себя владелицей большой и светлой чайной: с яркой вывеской, маленькими круглыми столиками (на каждом – букетик свежих цветов в посеребрённой вазочке) и витринами, полными пирожных, – и должность прислуги-за-всё тотчас показалась ей тесной, будто севшее после неудачной стирки шерстяное платье.

Горничная, которая с порога принялась высказывать миссис Вайсли своё недовольство, в какой-то момент осознала, что живые люди, даже спящие крепчайшим сном, навеянным парами хереса, не выглядят так безжизненно и вместе с тем нелепо. В комнате кухарки было невозможно душно и пахло, как в пивной.

Снова начались звонки в полицейское отделение и нехорошая суета.

У кухонной девчонки случилась истерика, и, посоветовавшись с дворецким, Анна отправила её к родителям, в деревню, строго-настрого приказав не болтать лишнего. Само собой, удержаться девчонка не сумела и выложила родным всё как есть, изрядно приукрасив случившееся, отчего в деревне с удвоенной силой поползли слухи о кровожадном призраке Айрин, что бродит по замку и умерщвляет всех, кого встречает на своём пути.

– Два покойника за один день – это уже слишком, – сказал инспектор, которого новость застала на пороге полицейского отделения, и сержант Бимиш не стал с ним спорить.

Примерно так же выразился и Седрик, которому новость сообщила встревоженная Присцилла. На жене просто лица не было – бледная, дрожащая, она обхватила плечи руками, словно мёрзла и никак не могла согреться, – Седрика до глубины души тронула её способность принять близко к сердцу несчастье, произошедшее с человеком из низов, который всю свою жизнь посвятил честному труду. Обычно не склонный проявлять заботу о ком-либо, он спустился в кухню и собственноручно приготовил Присцилле чашку крепкого чая, попутно залив водой стол и усыпав пол чайными листьями.

До прибытия полицейских все обитатели Мэдлингтона собрались в гостиной. Испуганная Бернадетта не отпускала детей ни на шаг от себя, и они, не понимая толком ещё, что произошло, приникли к матери, вздрагивая от резких возгласов Виктории, адресованных всем сразу и никому в частности.

–…всё бесполезная трата времени! – заявляла она, встряхивая головой и обводя взглядом присутствующих. – Этот ваш инспектор – тупица, каких свет не видывал. О, я сразу это поняла! Здесь, вдалеке от Лондона, невозможно встретить толкового человека на службе…

Близнецы и баронесса фон Мюффлинг сидели немного в отдалении от остальных и молча переглядывались. Оливия внутренне кипела – на её глазах убийца совершил уже три преступления, а у неё всё ещё не было ни улик против него, ни чёткого понимания, как ему это удалось. К тому же её выводило из себя поведение Оскара Финча – он то и дело поглядывал на неё с мрачным подозрением и что-то едва слышно бормотал себе под нос.

Даже Присцилла, всегда такая спокойная и рассудительная, выглядела встревоженной. Она вежливо слушала Седрика, который, по своему обыкновению, разразился не относящейся к делу тирадой о положении рабочих шерстопрядильной фабрики в Лидсе, но мысли её, как предполагала Оливия, блуждали далеко.

На лицах дворецкого и горничной застыла печаль. Кухарка миссис Вайсли была женщиной глуповатой, суетливой и безмерно любила распевать, находясь в определённом состоянии, старинные ирландские баллады, но у неё были и свои достоинства. Она никогда не наушничала хозяйке о мелких провинностях других слуг, не ставила под сомнение главенство Хигнетта и всегда готова была закрыть глаза на то, что Анна, побросав все заботы и скрывшись от дворецкого в кладовке с припасами, позволяла себе вздремнуть пару часиков на мешках с мукой.

Полицейские прибыли без четверти восемь. Дневная жара потихоньку уступала место вечерней прохладе, и небо, затянутое облаками, давало надежду на то, что ночью пойдёт дождь. Когда тело миссис Вайсли, накрытое коричневым брезентом, выносили через парадный вход (Виктория пыталась было запротестовать, но инспектор самым неучтивым образом оборвал её), в небе раздался отдалённый грохот.

– Над Лидсом идёт, – негромко сказал Финч, и все с надеждой посмотрели на запад.

Инспектор Грумс был немногословен и деловит. Он пренебрёг допросами по отдельности и собрал всех, не исключая и слуг, в гостиной.

– Во-первых, я настаиваю на том, чтобы никто не покидал Мэдлингтон без моего позволения, – начал он строго, и даже Виктория не посмела оспаривать его решения. – Во-вторых, кто последним видел кухарку живой?

Анна проглотила комок в горле и сделала шаг вперёд.

– Я, сэр, – призналась она, теребя в руках передник. – Но миссис Вайсли была в полном здравии! Ну, почти…

– Она жаловалась на самочувствие?

– Ну, она держалась за грудь, и дышалось ей тяжело, но в остальном…

– Почему к ней не вызвали доктора? – Грумс повернулся к Седрику, и тот, побледнев, быстро отвёл глаза.

– Потому, инспектор, – вмешалась Виктория, не сумевшая смолчать, – что недомогание кухарки было тесно связано с кухонным шкафчиком, где хранится херес, и куда она частенько заглядывала. Будем называть вещи своими именами, она попросту…

– Это правда? – спросил Грумс у Присциллы, не дослушав Викторию.

– К сожалению, да. Смерть леди Элспет, видимо, повлияла на неё больше, чем можно было подумать. Нам с Анной пришлось даже обыскать кухню и ликвидировать всё найденное в дальней кладовой.

– Чтобы исключить, так сказать, соблазн, полагаю? – усмехнулся инспектор и удостоился из-за этой усмешки укоризненного взгляда сержанта Бимиша.

– Именно, – подтвердила Присцилла.

Дальнейшие расспросы инспектора ничего не дали. Никто, кроме Анны, не видел миссис Вайсли в этот день и не мог сообщить никаких новых фактов, относящихся к делу. К тому моменту, как полицейские закончили осматривать комнату кухарки, атмосфера в гостиной бесповоротно испортилась – Седрик и Виктория не скрывали враждебности по отношению друг к другу, а Оскар Финч ненароком довёл Бернадетту до слёз подробным пересказом недавно прочитанной научной статьи, в которой приводились доказательства невозможности существования Бога.

***

Дождь начался ближе к десяти и шёл всю ночь, без передышки, орошая обожжённые солнцем холмы и напитывая тёплой влагой измученные засухой посевы. Капли его барабанили так звонко, что в этом перестуке чудилась ускользающая мелодия, а в воздухе витали ароматы роз и прошедшей стороной грозы.

После позднего ужина, состоявшего исключительно из консервированных блюд, близнецы и мисс Прайс, которая временно (и с немалым облегчением, надо сказать) сбросила с себя личину надменной баронессы фон Мюффлинг, собрались в комнате Оливии.